Элеонора Аквитанская. Королева с львиным сердцем

Византийская Атталия, наместником которой был итальянец Ландольф, однако, встретила французов вовсе не так, как теперь она, будучи столицей турецкой ривьеры Анталией, встречает зарубежных туристов; скорее, это можно охарактеризовать фразой «все исключено». Однако полностью сваливать вину на греков в данном случае нельзя. Они хоть и драли втридорога, но армию еще кое-как кормили, а вот для лошадей корма взять было неоткуда. Кто был в Анталии, тот видел, какая там неприспособленная к хлеборобному делу местность: кругом горы, сам город ютится на каменистом обрыве. Кроме того, незадолго до прибытия французов атталийцев «объели» немцы епископа Оттона, а до того окрестные сельхозугодья разграбили турки. Обескровленная и обессиленная армия французов не могла силой пробиться в Сирию по киликийскому побережью, и потому протопталась под Атталией несколько недель, безнадежно теряя деньги и лошадей. В новое время иной раз встречаются сетования на то, что, мол, латиняне вполне могли бы взять Атталию, но у них не было осадных машин – но эти сетования абсолютно не профессиональны: даже сейчас в той местности весьма много хороших лесов (позже турки даже экспортировали оттуда древесину), а в Античности и Средневековье не было особо принято волочить осадные орудия вместе с войском (достаточно представить высоту тогдашнего требушета в 7–8 человеческих ростов!) – они довольно быстро производились на месте, опытных механиков и литейщиков металлических деталей всегда хватало, так что дело вовсе не в осадных машинах или их отсутствии. Людовик запросил у Ландольфа и василевса Мануила корабли для переправки в Антиохию, и в их ожидании и стоял под Атталией, причем однажды французы подверглись серьезному нападению турок. А вот о том, как греки (в том числе атталийские) торговали с крестоносцами, прекрасно пишет Никита Хониат:

«Когда таким образом король (Конрад. – Е. С.), как зловещее небесное знамение, перешел, согласно с желанием римлян, на Восток, а за ним спустя немного времени последовали и бывшие в одном с ним походе франки, царь опять обратился к прежним своим заботам о собственных областях. Не пренебрегал он также и тем, чтобы эти чужеземцы имели необходимую пищу, для чего на пути опять были выставлены на продажу съестные припасы. Впрочем, в удобных местах и в тесных проходах по распоряжению Мануила сделаны были римлянами засады, от которых немало того войска погибло (!!! – Е. С.). А жители городов, запирая городские ворота, не допускали алеманнов на рынок, но, спуская со стены веревки, сначала притягивали к себе деньги, следующие за продаваемые вещи, а потом спускали, сколько хотели, хлеба или других каких-нибудь съестных припасов. При этом они дозволяли себе несправедливости, так что алеманны призывали на них мщение всевидящего Ока за то, что те их обманывали неправильными весами, не оказывали им сострадания, как пришельцам, и не только от себя ничего не прибавляли им, как единоверцам, а напротив, как бы из их рта вырывали необходимую пищу. Негоднейшие же из городских жителей и люди особенно бесчеловечные не опускали даже ни крошки; но притянув к себе золото или подняв серебро и спрятав за пазуху, исчезали и больше уже не показывались на городских стенах. А были и такие, которые примешивали к муке известь и через то делали пищу вредной… Подобным же образом вздумали поступать с алеманнами и турки, быв наущены и побуждены к войне письмами Мануила». Еще раз обратим внимание – все это пишет византиец, отчего его нельзя заподозрить в необъективности; латинские же хроники просто переполнены причитаниями о коварстве греков и проклятиями на их головы. Когда вскоре после этих событий Атталию посетила чума, латинские писаки не скрывали своей радости и восхищения праведным судом Божиим, постигшим нечестивцев.

Наконец, императорские корабли пришли, но их оказалось в два раза меньше, чем потребно, даже если приплюсовать к ним предоставленные атталийцами корабли. Власть приняла решение, как всегда, за счет народа: знать погрузилась на суда, а чернь была отправлена с обозом по побережью, словно она могла пройти там, где не рискнуло пробиться целое рыцарское войско. Да, вроде бы Людовик заключил с византийцами договор, что те «помогут» его пехоте и обозам пройти до Антиохии, но все это оказалось полнейшей Филькиной грамотой, и крестоносная беднота, как принято писать, стала жертвой сельджукского меча и греческого коварства – до Антиохии не добралась и половина из тех, что отправились туда из Атталии по суше. Прибавилось костей на полях! Хониат свидетельствует, делая привычную для византийской историографии отсылку к античной истории: