Эльф среди людей

А еще – сразу было ясно, что приехавший – синдар. Мягкие русые волосы, покрой одежды, конская сбруя и… нечто большее, чему нет слов в языке и что безошибочно чувствует сердце.

Синдар. Не похожий на обитателей лесов Химлада, как сокол не похож на воробья.

Не просто синдар. Дориатец.

И, кажется, даже не просто дориатец…

Келегорм поклонился – учтиво и как равному.

– Я не знаю, чьи здесь земли – мои или ваши, но костер здесь мой. И потому я, Келегорм, сын Феанора, говорю: будь моим гостем.

Незнакомец спешился:

– Поистине, недаром тебя некогда прозвали Учтивым! Я, Белег Куталион, с благодарностью принимаю твое гостеприимство.

Нолдоры потеснились, освобождая место у костра.

– Я бы предложил тебе разделить хлеб, – сказал Келегорм, – но у нас его немного и мы не ждали гостей. Тот, что остался, – для раненых. Поэтому…

– Поэтому, – мягко перебил Белег, – если ты не обидишься, я могу предложить тебе разделить наш хлеб. Правда, у меня его тоже немного.

И Неистовый не сдержался. Он понимал, что говорит это зря, но… смолчать не мог:

– А как же запреты Дориата на общение с нами?

Белег покачал головой и возразил без резкости:

– Тингол запретил пропускать вас за Завесу. Всё остальное каждый из нас решает сам.

Страж границ Дориата снова улыбнулся – так, будто на ночном небе разошлись тучи и засияли звезды:

– Лорд Аглона, ты сказал, что не знаешь, чьи здесь земли – синдар или нолдор. Не знаю этого и я. У нас с тобой одна граница, и пролегает она не между Дориатом и Аглоном, а между эльдарами и Нан-Дунгортебом. О твоих войнах на этой границе мне известно многое. Очень многое. И я буду рад разделить с тобой хлеб. Если, конечно, ты примешь хлеб от синдара.

Келегорм кивнул:

– Я не питаю неприязни к вашему народу. Мне доводилось защищать синдар Химлада и от орков, и от тварей Нан-Дунгортеба. И скажу тебе правду, перворожденный (не знаю, обрадует она тебя или огорчит): ты не будешь первым синдаром, от кого лорд Аглона принимает хлеб. И еще: я наслышан о твоих деяниях не меньше, чем ты – о моих. Тебе, как никому из эльдар Срединных Земель, я рад.

Они разделили хлеб, и на этом церемонным речам пришел конец. Белег не отказался и от куска свинины, и вскоре разговор потек легко и свободно. Не властитель и перворожденный, а просто – стражи границы. Нолдор, синдар – неважно. Рассказы о схватках, похвальба убитыми чудищами, расспросы о том, как выследить эту тварь, и еще вот такую… а с такой встречался?

Келегорм чуть мотнул головой, и по этому знаку ему принесли арфу. Небольшую, походную.

– Не думал, что, собираясь на охоту, ты берешь ее с собой, – приподнял бровь Белег.

– Как говорят у нас, – Келегорм провел пальцами по струнам, – в случае чего это несколько запасных тетив.

Дориатец рассмеялся.

– Я не так искусен в пении, как брат мой Маглор, – с усмешкой начал было Неистовый, но Куталион перебил:

– А я не слыву знатоком музыки.

Нолдор провел пальцами по струнам и негромко запел:

Черное озеро, тени скользят в нем,

А под обрывом – туман, холодный, белый.

Ночь открывает дороги – по ним идем,

Небо бездонное, темень, туман, туман.

Круг замыкается – мне бы стоять вне,

Только дорога ночная опять ведет, куда – не знаю.

Прошлого не было, будущего – нет,

Небо бездонное, темень, туман, туман…

Белег внимательно слушал, с большим интересом, чем когда-либо внимал изысканнейшим мелодиям Даэрона – но не потому, что нолдорское пение больше нравилось ему. Просто в тихом пении воинов было больше откровенности, чем в любых речах.

Песня кончалась, и охотники вполголоса подхватили последние строки:

Темной звездою опять упаду – вверх,

В небо бездонное, темень, туман, туман.

Они пели всю ночь, передавая арфу друг другу. По очереди и все вместе, и даже раненые негромко вторили хору, больше полагаясь на явственно ощутимое единение, даруемое песнью, чем на силу трав.

– Если позволишь, я бы тоже хотел спеть, – вдруг промолвил Белег.

Келегорм молча протянул ему арфу. Синдар покачал головой: дескать, строй не тот, нечего и пробовать. И запел, глядя в бледнеющее предрассветное небо:

Паутина качнулась под ветром,

Лес осенний притих и промок.

Только хрипло вздохнул без ответа

У опушки охотничий рог.

Только эхо – но где-то над далью

Кто-то древний, неведомый нам

Словно молнией, призрачной сталью

Разрубил горизонт пополам.