Элиас Лённрот. Жизнь и творчество

Лённрота часто характеризуют как человека разумной меры и ра­зумной терпимости, и это правда. Терпимость для Лённрота означа­ла также веротерпимость, которую он приветствовал и в народной среде, чему есть свидетельства уже в его очерке 1828 г. После Сортавалы он побывал в деревнях волости Иломантси, и вот его наблюде­ния: «Православные в Иломантси составляют примерно треть жите­лей волости. Несмотря на отличие своего вероисповедания, боль­шинство из них умеет читать по-фински. У многих имеется неболь­шое собрание финских книг, которые они охотно читают, подобно своим братьям-лютеранам, живя с ними в добром согласии. Думаю, среди них — ни с той и ни с другой стороны — никогда не высказы­валось осуждение чужой веры и возвышения своей собственной, что часто служит причиной постоянных раздоров, как это происходит в тех районах южной Европы, где народы разных вероисповеданий живут в соседстве друг с другом либо смешаны. Напротив, в Иломантси лютеране каждое воскресенье посещают православные богослу­жения, которые начинаются раньше лютеранских, а православные в свою очередь шествуют потом во главе со священником из своей цер­кви в лютеранскую. Конечно, в эпоху шведского господства дело об­стояло таким образом, что за православными закреплялось право пе­реходить в лютеранскую веру, но не наоборот. Теперь же такое право есть только у лютеран. Детям надлежит исповедовать веру родителей. По одежде православные мужчины не отличаются заметным образом от лютеран, но православные женщины носят своеобразный голов­ной убор и просторный сарафан, чаще из красной материи. В Иломантси проживают и православные-раскольники, у них есть два рас­кольнических монастыря, но мне не удалось их посетить из-за даль­ности расстояний».

Недостаток веротерпимости Лённрот наблюдал у приверженцев некоторых сектантских религиозных движений. В Финляндии среди лютеран это были так называемые пиетисты — разновидность раско­ла финской лютеранской церкви в XVIII—XIX вв. О пиетистах Лён­нрот высказался мимоходом уже в очерке 1828 г., а с православными раскольниками он вплотную познакомился позднее в деревнях и скитах Беломорской Карелии.

Упомянем еще о том, что в первую свою поездку Лённрот, будучи в Сортавале, навестил центр приладожского православия — Валаам­ский монастырь. Это было в начале июля 1828 г.. Он выехал туда на попутной весельной лодке вместе с двумя валаамскими монахами, и гребли они все втроем по очереди. Пребывание Лённрота на Валааме совпало с большим церковным праздником — Петровым днем — и приуроченными к нему особо пышными богослужениями. К празднествам из Петербурга на паруснике приехало множество гостей, преимущественно богатая публика. Лённрот с любопытством наблюдал и затем описал в очерке островной ландшафт, тип и распо­ложение строений, купола храмов, их роскошное внутреннее убран­ство, красочность икон и блеск позолоты, яркость одежд священно­служителей и сверкание драгоценных камней в церковной утвари, равно как и в украшениях петербургских дам. Довольно подробно описана и монастырская трапеза, в которой участвовали все гости, в том числе Лённрот. Речь шла о завтраке за длинными столами, уста­вленными деревянными блюдами с простой, но разнообразной пи­щей. Ее приготовление было таким, что вся снедь, включая овощи и рыбу, подавалась измельченной, чтобы можно было обходиться од­ной деревянной ложкой, — вилок и ножей Лённрот не заметил. Из одного блюда ели по четыре человека, питье подавалось в больших жестяных кружках — по кружке на шесть человек. К еде приступали по звонку колокольчика, и колокольчиком же регулировалась смена блюд. Перед каждым новым кушаньем монахи крестились, в течение всего завтрака один из монахов, сидя за отдельным столиком в сере­дине зала, читал подобающие тексты из священных книг. Такие под­робности свидетельствуют о том, что Лённрот присутствовал на тра­пезе не только в качестве завтракавшего гостя, но и внимательного наблюдателя.

От глаз Лённрота не ускользнуло и то, с каким усердием молящи­еся во время богослужений в храмах клали земные поклоны. Приез­жие дамы в богатых нарядах падали ниц и целовали каменные плиты. Из всех женщин выделялась юная красавица, которая была, по-видимому, в сопровождении матери и молилась особенно страстно и коленопреклоненно, прижимаясь нежными устами к земному праху. Созерцая это, Лённрот мысленно задавал себе вопрос, что же могло предшествовать столь жаркой молитве в судьбе юного существа? За всем этим Лённрот наблюдал с нескрываемым интересом, почти рас­троганно — и в то же время не без некоторой внутренней оторопи и растерянности, не зная, как ему быть, как вести себя в православном храме. К земным поклонам лютеранин был непривычен, и в резуль­тате, по признанию Лённрота, он оставался стоять в одиночестве, чем привлекал к себе внимание окружающих.