Элиас Лённрот. Жизнь и творчество

Обозревая историю человечества преимущественно с точки зре­ния судеб народных культур, Гердер предавался довольно-таки горьким размышлениям. В истории, во все ее эпохи, господствова­ло насилие, подавление одних народов другими. То, что принято называть человеческой цивилизацией, начиная с античности, ут­верждало себя и распространялось вширь в результате войн, поко­рения соседних племен и народов, навязыванием чуждых им обы­чаев и попран мм их собственных. Гердер не находил этому оправда­ния, тем более нравственного; недостаточны были и ссылки на то, что в конечном итоге все же родилась высокая античная цивилиза­ция, — подобная искупительно-оправдательная «философия ко­нечных целей» не удовлетворяла его. По словам Гердера, оправда­ние было бы равносильно попытке «приписать даже правовой рим­ской истории некий определенный тайный замысел Провидения: например, будто Рим достиг такой высоты главным образом для то­го, чтобы породить ораторов и поэтов, распространить римское право и латинский язык до границ своего государства и расчистить все дороги для введения христианской религии. Все знают, какие страшные бедствия угнетали Рим и окружающий его мир, прежде чем могли появиться эти поэты и ораторы». «Точно так же обстоит дело и с римским правом: кому не известно, какие несчастья терпе­ли из-за него народы, как много более человеческих учреждений уничтожено им в самых различных странах? Чужие народы подвер­гались суду согласно обычаям, которых они не знали; они знакоми­лись с пороками и с наказаниями за них, о которых никогда не слы­шали; и, наконец, все развитие этого законодательства, пригодного только для римского государства, разве оно после множества наси­лий не исказило характер всех побежденных наций до такой степе­ни, что вместо их индивидуального своеобразия в конце концов по­всюду оказался один лишь римский орел, который, выклевав у про­винций глаза и пожрав их внутренности, прикрывал их скорбные трупы своими слабыми крылами?»

По мысли Гердера, любая государственная идеология, стано­вясь господствующей, оказывает пагубное, нивелирующее влия­ние на многообразие культур. «Даже христианство, едва лишь оно начало в качестве государственной машины оказывать влияние на другие народы, стало для них тяжким гнетом; у некоторых оно на­столько исковеркало их своеобразный характер, что полутора ты­сяч лет оказалось недостаточно, чтобы восстановить его. Разве не лучше было бы, если бы национальный дух северных народов, гер­манцев, гаэлов, славян и т. д., развился сам из себя, беспрепятст­венно и в чистом виде? А что хорошего принесли Востоку кресто­вые походы? Что хорошего принесли они берегам Балтики? Древ­ние пруссы истреблены, ливы, эсты и латыши пребывают в наижальчайшем состоянии и поныне еще клянут в душе своих порабо­тителей — немцев».

Новоевропейская история, по Гердеру, особенно изобиловала жестокостями по отношению к колониальным народам. «Назовите мне страну, куда бы пришли европейцы и не запятнали бы себя на ве­ки вечные перед беззащитным доверчивым человечеством своими притеснениями, несправедливыми войнами, алчностью, обманом, гнетом, болезнями и пагубными дарами! Наша часть света должна была бы называться не самой мудрой на земле, а самой дерзкой, на­зойливой, торгашеской; не культуру несла она этим народам, а унич­тожение зачатков их собственной культуры, где и как только мож­но!»

Далее у Гердера следовала обобщающая постановка вопроса: «Что такое вообще насильственно навязанная извне чужая культура? Об­разование, которое проистекает не из собственных склонностей и потребностей? Оно подавляет и уродует или сразу же низвергает в бездну». «И когда мы кощунственно утверждаем, будто эти притесне­ния помогают осуществиться предначертаниям божественного про­мысла, который ведь именно для того и дал нам могущество, хит­рость и орудия, чтобы стать разбойниками, грабителями, сеятелями раздора и опустошения во всем мире, — о, кто не содрогнется перед этой человеконенавистнической дерзостью?»

Но и в самой Европе, как считал Гердер, самобытные культуры могли утрачивать свои индивидуальные черты. «Подобно пластам зе­мли в нашей почве, чередуются в нашей части света пласты народно­стей часто вперемежку, но еще различимые в исходном своем поло­жении. Исследователям их нравов и языков следует использовать то время, пока они еще отличаются друг от друга; ведь в Европе все кло­нится к постепенному стиранию национальных особенностей. Но только пусть при этом история человечества остережется избрать один какой-либо народ своим исключительным любимцем, прини­жая этим другие, которым обстоятельства отказали в счастье и сла­ве».

Это была в некотором смысле уже установка и для политиков, для властей, а не только для исследователей. Национальная исключи­тельность и насилие в политике, по Гердеру, могли привести только к катастрофе.