Элиас

Я знала, что причиняю Митчеллу боль. Знала и упивалась этим. Я оказалась чудовищем. Маленьким непослушным монстром, созданным для того, чтобы не созидать, а разрушать. И сейчас я должна была окончательно разорвать все нити, которые возникли из ниоткуда и, не спрашивая и не получая разрешения, связали нас. Обмотались вокруг шеи и груди, крепко сдавливая и не давая возможности вдохнуть.

Элиас положил лист бумаги на стол и выпрямился, равнодушно глядя в никуда.

– Все рисунки?

Я стиснула зубы, собирая крупицы сил из воздуха, до вязкости сгустившегося вокруг нас.

– Все до единого.

– И что ты планируешь с ними делать?

– Не знаю. Может, сожгу, чтобы избавиться от воспоминаний обо всем… этом.

Мне было страшно. Я боялась себя. Не знала, что способна на подобную жестокость. Всю свою жизнь я была оплотом доброты и понимания, цитаделью сочувствия и всепрощения. Признание Элиаса надломило меня, заставляя выпустить наружу то, чего он не увидел с самого начала. Он не должен был любить меня. Я не заслуживала любви такого, как он.

Если бы ненависть к себе была материальна, то сейчас она бы витала вокруг меня черным облаком, злобно скалясь и рыча.

– Как напоминание обо мне, ты хотела сказать?

Я только открыла рот, чтобы ответить, как Митчелл резко развернулся и двинулся в угол, где стоял мольберт с накинутой на него тканью.

– Хочешь забрать все и сразу? Полагаю, тогда тебе понадобится помощь.

Элиас защищался. Он наполнял свой голос ядом, а его глаза безумно сверкали. Но я видела, как дрожат его руки, видела, как он еле сдерживается от желания начать крушить комнату. Должно быть, он жалел о том, что признался. Но это я заставила его. Потому что я была чудовищем.

Элиас взял мольберт и развернул его ко мне лицом.

Я неотрывно смотрела на ткань, чувствуя, как все нервные окончания напряглись до предела. Это тот самый проект, над которым Элиас работал последние недели?

– Для того, чтобы сжечь это, придется постараться. – Митчелл посмотрел на меня пронзительным взглядом. По его лицу метались тени. Тени отчаяния и бессильной ярости.

Я на дрожащих ногах медленно подошла к мольберту.

– Элиас, что там?

– Напоминание, – сухо произнес он, глядя на меня, – обо всем этом.

Он взялся за край ткани и потянул вниз. Увидев, что скрывалось под ней, я ахнула и приложила ладонь к губам.

Я узнала сад Митчеллов – цветущий, заполненный солнцем. Скамейку под кленом, который только что рисовала сама и который не шел ни в какое сравнением с тем произведением искусства, которое сотворил Элиас.

На скамейке сидела я. На мне было бежевое платье, в котором я в первый раз появилась здесь. На коленях лежала книга, а сама я смотрела куда-то в сторону, поправляя волосы и счастливо улыбаясь.

Монстр, рвавшийся из меня в последние минуты, озадаченно притих, принюхался и, поскуливая, забрался в темноту, из которой родился.

Все это время я убеждала себя, что любовь Элиаса отравляла меня, но его чувства были чистыми и сокрушающе ясными. В его работе не было пошлости. В ней не было грязи. Она источала свет, которым был наполнен сам Митчелл, которым он хотел, но почему-то не мог делиться.

Я приблизилась к картине и осторожно коснулась ее, решив, что мне мерещится – но картина была настоящей, как и то, что было на ней изображено.

– Элиас, – выдохнула я. – Она прекрасна.

– Какая разница, если ты все равно собираешься ее уничтожить.

Я посмотрела на Митчелла. Никогда не видела в человеческих глазах столько отчаяния. Столько невысказанного. Столько незаслуженно непрожитого.

– Прости меня, – прошептала я.

Элиас отвел взгляд.

– Алекс про нее знает?

– Разумеется, нет.

– Это такой труд…

– Он был напрасным изначально.

– Он не был напрасным…

– Если он не был напрасным, что ты прикажешь мне теперь с ним делать? – огрызнулся Митчелл. – Думаю, сжечь картину и в самом деле будет лучшим решением.

– А что делать мне, Элиас? – еле слышно произнесла я. – Что делать мне?

Я увидела, как его глаза заблестели, но голос оставался ровным и безжизненным:

– По-моему, для тебя все как раз предельно ясно. Ты же уже все решила.

Я моргнула. По щеке скатилась слеза.

– Какой же ты идиот, Элиас Митчелл.

Я развернулась и двинулась к выходу с намерением уйти и больше никогда сюда не возвращаться.

– Постой, – донеслось мне вслед.

Я дернула за ручку, открывая дверь. В ту же секунду мужская ладонь надо мной толкнула ее, захлопывая обратно.

Мы оба замерли. Я слышала позади шумное дыхание Элиаса, обжигавшее затылок, впитывала спиной жар его тела.

– Теперь ты понимаешь, что чувствовал я, когда пытался оттолкнуть тебя?

Я закрыла глаза и прислонилась лбом к двери. Боль. Мне было очень больно.

– Я думал, ты хочешь все закончить.

– Я тоже так думала.

Горячие ладони неуверенно коснулись моих плеч. Тело прошибло током.

– Я люблю Алекса так, что готов отдать за него жизнь, – произнес Элиас, – и я свято верил в это до того самого момента, как увидел тебя. Ты сломала во мне опору, на которой держались все мои ценности: семья, самоотверженность, преданность. Твое лицо, твои глаза, твоя улыбка, твои нелепые попытки как-то уколоть меня в ответ на мою грубость.