– Нет, покраснела, и ещё как! И теперь пойми, Ладошина, я за тобой давно слежу и давно кое-что понимаю.
– Что понимаешь?
– А хотя бы вот что: директор Дворца пионеров не такой уж дурак, чтобы устраивать этот базар, если бы на него кто-нибудь не повлиял. А?
Если бы Родя начал разговор иначе, если бы, положим, он припомнил сначала случай с Лёвой Трубкиным или с Борькой и Сёмкой, возможно, всё кончилось бы по-другому. Но сейчас в уме и без того огорчённой Зойки мелькнули одна за другой две мысли: во-первых, Маршев догадался каким-то образом о её замечательной силе, а во-вторых, он понимает, что она смогла использовать эту замечательную силу только для организации «базара». Снова Зойке захотелось заплакать от злости на себя, а заодно и на всех, и тут же ей очень захотелось, чтобы Маршев поменьше воображал о себе и чтобы у него стало так же скверно на душе, как сейчас у неё. Она тоже разняла скрещённые на груди руки и, указав на экспонометр, проговорила негромко, но повелительно:
– А ну возьми эту штучку и сунь себе в карман!
Родя взял экспонометр и сунул его в карман брюк. Тут Зоя понизила голос почти до шёпота:
– Ты, может, очень умный человек, а я – просто дура… Ты, может, очень знаменитый общественник, тебя председателем собираются выбрать… а вот посмотри, что ты сделал! Посмотри! Посмотри! – Она ткнула указательным пальцем в Родин карман, где лежал экспонометр, потом бросилась к двери и там, обернувшись, добавила уже сквозь слёзы: – Не бойся, не выдам! Только ты не воображай о себе! Не воображай!
Зоя не учла одного: она приказала Роде сунуть экспонометр в карман, но забыла добавить: «И держи его у себя». Теперь, когда Родя выполнил её приказание, ему ничего не стоило положить экспонометр на прежнее место. И однако он этого не сделал, он даже не подумал, что надо это сделать. Секунд десять, наверное, он простоял неподвижно, поражённый одной мыслью: он выполнил Зойкино приказание! Он знает теперь, что его такая фантастическая, такая невероятная догадка верна! Он выбежал из комнаты. Ладошина была уже где-то в середине коридора. Расталкивая ребят, она быстро шла к выходу. Родя бросился вслед за ней и догнал её уже возле самой лестницы:
– Ладошина! Ну постой! Ладошина, ну давай поговорим!
– Отстань! – крикнула Ладошина. Она двинула Маршева локтем в грудь и, спускаясь по лестнице, сказала уже тихо: – Целуйся со своей Круглой Отличницей! Со своей Лялечкой!
Похоже, что слово «отстань» прозвучало как приказание, потому что Родя сразу остановился, но потребности целоваться с Круглой Отличницей он не почувствовал.
Он поплёлся назад по коридору и вдруг услышал, как один мальчишка кому-то сказал:
– Слыхал? В фотолаборатории какую-то штуковину спёрли.
Родя вздрогнул и сразу покрылся испариной. Да ведь это же… Это же говорят о нём! Это же он «спёр штуковину»! Он быстро зашагал в сторону лаборатории и снова услышал обрывок разговора:
– Там у них экспонометр украли…
– Какой спонометр?
– Не спонометр, а экспонометр.
Подойдя к лаборатории, Родя увидел перед её дверью возбуждённую толпу. Тут были фотолюбители, были и просто любопытные. Над толпой возвышался Иван Иванович. Он говорил:
– Ну вы же помните, как было дело: я положил «Ленинград» на стол и взял с полки экспонометр для печати, затем мы ушли в лабораторию. Может, вы вспомните, остался кто-нибудь в это время в ателье или нет?
Фотолюбители молчали.
– Никто не помнит? Возможен, конечно, и другой вариант: кто-то зашёл сюда, когда мы были в лаборатории, и взял прибор.
– А чего стесняться! – пробасил Столбов. Он по-прежнему держал свою банку с толчёными гусеницами. – Поставить у выхода несколько человек и обыскать каждого!
– Ха! – отозвался ещё кто-то из толпы. – Так он и станет дожидаться обыска! Его небось и во дворце давно нет.
Родя повернулся и очень медленно, стараясь ступать абсолютно бесшумно, пошёл прочь от толпы. Никогда ещё он себя не чувствовал в таком идиотском, таком ужасном положении.
Глава двадцать пятая
Теперь надо вернуться к тому, что произошло несколько минут назад у взрослых.
Расставшись с Надеждой Сергеевной, по-прежнему держа комочки «Слип камли» в руках, Яков Дмитриевич торопливо спускался по лестнице. Лицо у него было испуганное. Снизу поднимался Тигровский. Они встретились на площадке между этажами.
– Альфред Павлович, я вас ищу, – быстро сказал директор. – А вы предупредили учёных, что встреча отменяется?
Теперь у Тигровского сделалось испуганное лицо.
– Не… не предупредил, – ответил он очень тихо.
Оба долго молча смотрели друг на друга. На сегодня в «Разведчике» была назначена встреча учеников девятых и десятых классов с двумя крупными учёными – доктором исторических наук Кукушкиным и профессором психологии Троеградовым.
Яков Дмитриевич взглянул на часы:
– Альфред Павлович! Ведь они же с минуты на минуту… Альфред Павлович, ну как же это так – взять и не предупредить!
– Моя вина. Ничего не говорю. Замотался с этой суматохой…