Эликсир ненависти

— Металлические таблички! — вскричал он. И торопливо достал их из кармана, где они до того мирно покоились. Разложил их на столе. А записку положил рядом. На каждой табличке надпись была сделана неким хитрым шифром, для Деннисона недоступным, в нем были перемешаны буквы и письмена, да там и сям встречалась греческая литера. Но, хотя он не мог их расшифровать, он отпрянул с резким криком. Ибо вне всяких сомнений, та самая рука, что вывела шифром вести о неведомо чьей смерти, написала и сердечное послание, лежавшее рядом.

Глава 13. Черная книга и каменная кладка

ЧАС СПУСТЯ ДЕННИСОН, настроенный самое малое на новый шаг и новое предприятие, позавтракал и спустился в сад, чтобы побеседовать с ломбардцем. За едой он пытался что-нибудь выяснить у Марианеллы, кухарки, официантки и почтальона, но та, слабовидящая и тугая на ухо, оказалась полностью безнадежной. Она не могла, да и, пожалуй, не хотела хоть как-то удовлетворить его любопытство касательно отсутствия Иль Веккьо и племянницы.

С ломбардцем Деннисону повезло не больше. Все расспросы Деннисона, даже подкрепленные передачей местной монеты, не привели ни к чему. Как гость ни наседал на коротышку, тот знай себе пожимал плечами, разводил руками и говорил:

— Мне-то откуда знать, месье? Он мне ничего не говорит. Уехали, и все тут. Сегодня рано утром. Куда? Может в Арье, а может и в Тараскон. Как угадаешь? Багаж? Только две дорожные сумки, месье. Кто я, чтобы выспрашивать доктора о его делах? Когда вернутся? Одним Небесам ведомо.

Деннисон мысленно проклял упрямца, развернулся на каблуках и зашагал прочь. Прогуливаясь мимо дома, он испытывал неумолимое побуждение к действию. Вновь обретенные сила и молодость не могли больше мириться с пассивностью поведения, ожидания, когда что-нибудь само о себе заявит. Ему требовалось непрерывно чем-то заниматься. Окончательно пропало всякое желание покоя и праздности, чувство изнуренности, привычное еще день-два назад. Он прошел через апельсиновую рощу, лишь на миг остановившись, чтобы сорвать апельсин. «Он вполне может мне пригодиться», — думал он. — День едва лишь начался, а жара прибывает». Огляделся. Никого на виду. С кухни доносилась негромкая песенка, напевая ее, возилась с кастрюлями Марианелла. Ломбардец куда-то пропал.

— Хорошо! — воскликнул Деннисон и направился по аллее к воротам. Никто не помешал ему. Он добрался до ворот, никем не замеченный, и обнаружил, что их легко открыть изнутри с помощью пружинного устройства, которое позволяло любому внутри выйти, как только ему вздумается, но не давало никому вторгнуться снаружи. И вот, удостоверившись, что за ним не следят, американец выбрался на обнесенную стенами улицу, ведущую вниз по склону. Широко шагая вниз по круче, напевая и сбивая палкой придорожные цветы, он думал, неужели еще совсем так недавно подъем сюда казался ему почти непосильным делом. Внизу раскинулся город. А справа он видел лазурь Средиземного моря. Слева же окрестности каналов и Этанж де Тан. Пятнадцатью минутами позднее он вошел в городишко. И быстро зашагал к станции железной дороги. Щедро дав чаевые, он стал расспрашивать носильщика. Да, доктор Пагани и его племянница покинули Жетт нынче утром. Носильщик хорошо их знает. Он часто носил доктору багаж, и…

Деннисону пришлось даже сдерживать этого словоохотливого малого. Куда они отправились? А! Это нелегко сказать. Не мог бы носильщик установить в кассе? Невозможно. Убедившись, наконец, что ему противостоит истинный сфинкс, Деннисон оставил его в покое. Очевидно, так ничего не добьешься. Нужно набраться терпения и ждать. В свое время он установит цель и назначение этого поспешного отъезда.

По дороге обратно после позднего ланча он зашел в хозяйственную лавку на Рю дель Эспланад и за шесть с половиной франков приобрел электрический фонарик и основательную отвертку.

«Теперь, — заметил он, вновь двигаясь в гору, — возможно, я скоро смогу узнать кое-что, крайне важное для меня. Посмотрим».

Он возвращался медленно, в раздумьях, мимо цитадели и Фар Сен Клер. Ко времени, когда он добрался до знакомых ворот, кругом уже начинало темнеть. Не желая стучаться, ибо это дало бы ломбардцу больше сведений, чем позволяло благоразумие, он влез на стену, не обращая внимания на царапины от битого стекла в цементе, и бесшумно спрыгнул в высокую траву внутри.

Он вернулся в дом, позвонил ломбардцу и попросил подать обед. Слуга, внешне достаточно вежливый, тем не менее, посмотрел на него не без явного беспокойства. Его глаза, маленькие и мутные, со свиными ресничками сами по себе не вызывали особого доверия. Теперь же, когда они задержались на лице Деннисона, американец почувствовал странную тревогу. Он заметил также, что одежда слуги на вид грязна и в беспорядке, а там и сям на ней угадываются необычные беловатые пятна. Но из этого он ничего не мог вывести. Не исключено, что тот делал какую-нибудь грубую работу вне дома.