Эликсир ненависти

Он смахнул подставку вместе с книгой, упал на оба колена и стал шарить по плиткам, ища кольцо. И вскоре оно нашлось. Он немедленно надел его, стал поворачивать, массируя палец, непрерывно держа кисть руки перед глазами, вновь примерил кольцо и всеми возможными способами пытался убедить себя, что рука не убыла в размере со вчерашнего дня. Но нет. Он не мог от этого отмахнуться. Он знал правду, которую доказало ему теперь неоспоримое свидетельство холодного металла. Он знал. Он понял. Он уже миновал середину жизни и двигался в обратном направлении к юности.

— Милосердные Небеса! — прохрипел он, охваченный ужасом, страстно не желающий проститься со своими мечтами и надеждами. — Где же это остановится? Где?

— А! Вот, мой друг, самое важное, поистине критический момент проблемы, — раздался глубокий резонирующий голос. — Если только знать это, мы получим ключ ко всему.

При всем своем страдании и отчаянии, американец поднял взгляд, ошеломленный и алчущий. В дверном проеме в тени, высокий, суровый и грозный, стоял Иль Веккьо.

Деннисон отпрянул, как будто увидел призрак; как будто сам Орля предстал перед ним.

— Вы? — с усилием пробормотал он. — Вы здесь?

— А почему бы и нет? — ответил итальянец с циничной улыбкой меж бородой и усами. — Я уже слишком долго лишал себя удовольствия общения с вами. И теперь… Но что это? Почему вы от меня шарахаетесь? Отчего вы так бледны и дрожите, мой гость, мой друг?

Охваченный внезапным неодолимым отвращением к этому человеку, которого столь во многом подозревал и страшные дела которого столь мало мог доказать, Деннисон отпрянул еще дальше. Но тут же, терзаемый ужасом и снедаемый безумной и страстной жаждой узнать правду, понять все раз и навсегда, он, пошатываясь, поднялся на ноги. И, превозмогая головокружение, двинулся к Иль Веккьо, вскинув беспомощные дрожащие руки.

— Скажите мне, скажите! — взмолился он. — Каков будет конец всего этого? Конец! Конец!

— Как я могу? — мрачно улыбнулся Иль Веккьо.

— Скажите мне.

— Сказать вам, каков конец, когда это, мой дорогой юный гость, едва ли начало?

— Вы имеете в виду… — так и ахнул Деннисон. Его мозг и тело равно поддались ужасу этой мысли, он закачался и, теряя сознание, упал на пол. Иль Векккьо со странным ликующим блеском в запавших глазах скрестил руки и устремил взгляд сверху на простертого перед ним юношу.

— Конец? — повторил он. — Ах, если бы я только знал.

Глава 16. Обещание

КОЛЫХАНИЕ ЗАНАВЕСКИ НА ночном ветерке, медленное, мягкое, успокаивающее, было первым отчетливым впечатлением Деннисона, возвратившегося в сознание. Поднявшись с пола, он выглянул за эту занавеску, взгляд его встретил темно-зеленую стену эвкалиптов и более светлых алоэ, окаймлявших тропу против окна. Тут он осознал, что настало утро, и что он лежит в своей постели, что не иначе как минуло несколько часов, не оставив следа в сознании, после ужаса и отчаяния, испытанных ночью. И теперь, вновь прекрасно отдохнувший, вновь полный жизни и энергии, он проворно ел на постели. Протер глаза, чтобы развеять последние следы сна. Глубоко вдохнул свежий и чистый утренний воздух, проникавший в окно, и силы вернулись к нему окончательно.

— Не иначе как все это мне приснилось, — была его первая мысль. Но, вновь выглянув в окно, он ясно увидел длинное белое одеяние Иль Веккьо, полускрытое оливами. — Нет, — добавил он, едва ли пока еще что-то понимая. — Нет, этого не может быть. Доктор опять дома. Но… м-да, полагаю, я упал в обморок. Меня отнесли в постель, это очевидно. Вероятно, старик дал мне бромида натрия или чего-то в этом роде. Я, безусловно, здесь, в любом случае. И отлично выспался. Прочее неважно. Все в порядке!

Ужасы прошедшей ночи, испытанные в кабинете хозяина, теперь казались смутными и полузабытыми, точно давний дурной сон. Из сознания уже стерлась боль открытия. И, хотя он поднял руку, поглядел на нее, обнаружил, что кольцо и впрямь отсутствует, и понял, что оно на самом деле упало, он только улыбнулся.

— Тьфу! — фыркнул он, стыдясь слабости, выказанной ночью в присутствии патриарха. — Что из этого? Незачем тревожиться. Не иначе как меня одолело мрачное очарование этой инфернальной вещицы Мопассана. Ну и что, если я несколько похудел? Тем лучше. Тем ближе к совершенству. Это приобретение, а не потеря. Чего еще можно было ожидать? Ничего более естественного нет, в конце концов, в том, что человеческое тело, возвращаясь от дряхлости к цветущему состоянию, становится более плотным и более компактным! Безусловно, только… как бы это… мешковатость возраста оставила меня, я перестал быть дряблым, только и всего. Разумно, естественно, верно по самой своей сути. Что за дурака я свалял, подняв такой крик и так взбесившись по поводу сущего пустяка?

Заметно успокоившись, он выбрался из постели, потянулся, глубоко вздохнул. И ощутил с безмерной радостью безупречный отклик восстановленных мускулов, легкую игру крепкого изящного тела.