Эликсир ненависти

Меж глаз американца возникла складочка озабоченности. Его думы по-прежнему бежали по запретному руслу, и он по-прежнему пытался убедить себя, что все это стоит предать забвению. «Нет, нет, — сурово повторял он. — Никаких более безумств, никакого неподобающего поведения! Вот я, Гренвиль Деннисон, хирург и человек со средствами, американец, опытный, трезвый, предаюсь нелепым грезам. Это просто эликсир в моей крови, воздух, солнце, тепло, вечная здешняя весна. Надо взять себя в руки. Это никуда не годится. За работу, за работу!» Он поманил ломбардца и вручил ему стакан. Затем принялся примеряться лопатой. Но Иль Веккьо остановил его с улыбкой.

— Не спешите, мой друг, — обратился он к гостю. — У нас достаточно времени для чего угодно.

Деннисон задумчиво оглядел его. Отдыхая под деревьями, старик, казалось, предавался благостным размышлениям. И при виде его Деннисон слегка задрожал. Ломбардец по взгляду хозяина удалился. Что-то, правда, американец не знал, что именно, пробежало между ними, что-то недружественное, недоброе, зловещее. Как летом после полудня случается иногда увидеть тень облака, ползущую украдкой по освещенной солнцем долине, пока само облако еще не добралось до солнца, которое светит вам. И Деннисон ощутил едва уловимый холодок тревожного предчувствия. Тут подозрения и страхи, пережитые накануне, стали возвращаться в сознание, омрачая счастье этого прекрасного утра. Нагрянувшее непрошенным воспоминание о подземных ходах вызвало немоту в сердце. Он невольно чуть отодвинулся от Иль Веккьо. Внутренний голос властно приказал бежать, спасаться, пока еще есть время. Он постарался ничем себя не выдать.

— Достаточно времени для чего угодно? — переспросил он ровным тоном.

— Да, — невозмутимо ответил патриарх.

— Кроме любви! — вырвалось у Деннисона. Ненароком, нежданно-непрошенно, из глубин сердца. А за словами последовал резкий дисгармоничный смех.

— Нет, это у вас тоже будет, — уверил его Иль Веккьо, важно кивнув. — Разве я не сказал вам минувшей ночью, что все, до сих пор совершившееся, лишь начало, увертюра к симфонии вашей жизни? Похоже, вы меня неверно поняли. Но, повторяю, это лишь начало.

— Как! — вскричал Деннисон, вскакивая. — Вы… вы имеете в виду…

— Как боги любили на увенчанном снегами Олимпа, так станете любить и вы. Как ацтекский золотой юноша любил на своем высоком священном теокаллисе, так и вы станете любить. Этим я воздам…

— И я?

— Как никогда прежде не любил смертный, станете вы любить. Никогда с начала времен не возникало истории любви, подобно вашей, никогда ни о ком, столь безупречном и страстном не мечтали! В вас эпическая песнь юности и радости взрастет до несказанного величия! Если не это, опыт моей жизни, увы, нарушенный вами, будет полностью утрачен, моя невыразимая гармония расстроится. Сами увидите. Вы не покинете меня. Нет, теперь не покинете. Смотрите, Небеса открываются перед вами! Но, будет, мой друг, достаточно слов. Есть еще работа с моими оливами. Давайте-ка, примемся за нашу нынешнюю задачу, прежде чем нас застигнет полуденная жара! — вновь улыбнувшись, он поднялся и схватил свою лопату с длинным черенком. Но Деннисон, внезапно побледнев, взирал на него долгое мгновение с горящими глазами и дрожащими губами, а затем, повернувшись, нетвердо зашагал прочь. Иль Веккьо пристально наблюдал за ним с мгновение. Затем кивнул, погладил бороду и что-то пробормотал себе под нос. И тогда с заметной спокойной улыбкой вернулся к своей работе под оливами.

Глава 17. Возвращение Стасии