Читаем Эликсир жизни полностью

Разве люди идут в церковь, чтобы вспомнить о Боге? Нет, как правило, идут, чтобы он вспомнил о них. Не знаю, была ли тут Маришка исключением, но каждое воскресенье она обязательно посещала церковь. Кроме того, отмечала все церковные праздники, соблюдала посты и старалась вести праведную жизнь. Когда мы, гуляя по Москве, проходили мимо какой-нибудь церквушки, Маришка истово крестилась и клала поклоны. В такие моменты я ей старался не мешать и комментариев не давать. Хочет верить – пускай. Лучше уж религия, чем совсем ничего. Религия – божественная галлюцинация испуганной души, эмоциональный протест против бессмысленности мироздания. Я и сам был бы рад уверовать в Бога, но, глядя на наш поганый мир, понимаю, что сотворить такую парашу он бы не взялся. А значит его, скорее всего, нет. В принципе, теоретически, не исключаю другую версию: осмотрел Бог всё, что сотворил, в расстройстве воскликнул «черт возьми!» и предоставил нас самим себе. Если это так, то творить безобразия на земле первым начал он сам – когда отправил на землю тех, кто согрешил. Наказание за грех – тоже грех.

Обычно мы встречались с Маришкой в кафе, совмещая сразу три занятия: обед, приятную беседу и работу над рисунками. Работа шла медленно. Первой причиной было то, что нам нужно было время, чтобы получше узнать друг друга. Вторая причина заключалась в том, что каждый рисунок мы детально обсуждали. Особенно тяжелыми были дебаты вокруг иллюстраций к афоризмам о религии. «Проповедник – религиозный фантазер», – читал я вслух. Маришка возмущалась: «Это совсем не так! Священники несут людям святые заповеди и веру». «В Библии дюжина заповедей „нагорной проповеди“ – это просто классные афоризмы; остальной текст книги – всего лишь басни. Не будь выдумки о Боге, кем стал бы священник? Нищим», – намеренно ерничал я. Маришка, демонстративно игнорируя такие выпады, говорила в ответ: «Религия дает силы слабым». «Но лишает сил сильных», – подхватывал я и снова подтрунивал: «Религиозные убеждения – самодурман агрессивной гордыни». Маришка начинала тихо злиться и умолкала; взгляд ее карих глаз становился сердито-укоризненным. Тогда я ехидно спрашивал: «Где же твое христианское терпение?».

Маришка пыталась перевести дискуссию в другое русло: «Если твой сборник возьмет в руки верующий, ему будет не очень-то приятно читать такое». Я отвечал: «Если я каждый раз буду думать о том, что тот или иной афоризм может кому-либо показаться неприятным, то придется вообще отказаться от затеи издать книгу». Маришка тушевалась: «Да нет, зачем так? Книга отличная. И про религию там тоже много хорошего». Она брала в руки текст и начинала радостным голосом зачитывать: «Райские наслаждения ближе к аду, чем к раю»; «Звездное происхождение нашего духа спасает его от вшей и блох земной жизни»; «Атеист в Бога не верит, но когда черта видит, то крест на себя все-таки кладет». Я ее останавливал: «Послушай, это не честно; ты выбираешь только те изречения, которые льют воду на твою мельницу, а в рисунках сборника должны быть отражены разные взгляды. Не плюй на плюрализм». Она возражала: «Викентий, ну подумай сам, как же я могу иллюстрировать такие безбожные фразы как „Слава богу, Бога нет“ и „Идея о боге была просто первой сногсшибательной научной гипотезой“?!». «Ладно, пропустим их, черт с тобой!», – сдавался я.

Однажды она спросила: «Кеша, почему ты так агрессивен к церкви?». – «Я не агрессивен. Я ведь не оскверняю храмы, не набрасываюсь с угрозами на священников, не агитирую прихожан стать безбожниками. А вот церковь всегда преследовала людей смелых и мыслящих: Галилей, Бруно, Гойя, Вольтер, Лев Толстой… Эти благодетели человечества, осужденные и проклятые священниками, внушают мне гораздо больше симпатии, чем инквизиция, синод и все святые вместе взятые. Я был бы счастлив оказаться на небесах в их компании». «В аду?», – уточнила Маришка. Я кивнул и сказал: «Кипящие котлы ада? Подумаешь! Зато в них не страшны сибирские морозы! Кстати, в раю грешников должно быть больше, чем в аду, так как почти все покаялись. Какая удобная доктрина: греши и безобразничай всю жизнь, а потом один раз покайся – и ты в раю! Мечта ублюдков. Кто всю жизнь делал подлости и глупости, но перед смертью раскаялся, тот попадает в рай; а кто всю жизнь делал дело и даже перед смертью не пожалел об этом, попадает в ад. Где же логика?». Маришка тяжело вздохнула: «Много есть дорог в ад, а в рай только одна – милосердие». Я пошутил: «Рай – место, где женщинам комфортно; ад – место, где мужчинам не скучно».

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Детективы / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары / Публицистика