Эликсир жизни

В свидетельстве были перечислены предки Смелого, вплоть до пра-пра-пра… – дедушек и пра-пра-пра… – бабушек. Все «1-й класс» и «элита». Я позавидовал такой родословной. Рядом со своим родовитым псом почувствовал себя беспородным дворнягой. За предков своей собаки ручаюсь до 5-го колена, а за собственных – только за родителей, да и то без 100 %-ной гарантии за папу. Кстати, однажды я подсчитал число своих предков: двое родителей, четверо бабушек-дедушек и т. д. Через 20 поколений получается астрономическая цифра. Но это вовсе не означает, что количество людей в древние времена было во много раз больше, чем нынче. Наоборот. Разгадка парадокса предельно проста: у всех потомков большинство пра-пра-пра-…-прабабушек-дедушек – общие. Все люди – многоюродные братья и сестры. Когда церковь обращается к людям «братья и сестры!», это не метафора, а констатация факта.

Прощу прощения, я отвлекся. Поскольку мои малыши обожали всяческую стряпню, то Смелый вырос блиноедом. Когда я жарил блинчики, вокруг рассаживались мал-мала-меньше, а под столом – он. Дети разбирали блинчики нарасхват, горячие, прямо со всех трех сковородок. А песик сидел, облизывался и просительно поскуливал. Дети кидали ему остывшие куски, и он проглатывал их не жуя. Как правило, собаки не жуют: твердую пищу грызут, а мягкую глотают целиком. Интересно, что со временем, глядя на чавкающих детей, Смелый тоже стал жевать. На охоте в поле он иногда жевал траву. Щипал и глотал пырей с упоением, как корова (вероятно – для получения витаминов). Я как-то спросил: «Смелый, а молоко давать будешь?». Он жизнерадостно ответил: «Гав-Гав!».

Когда Смелый был щенком, я старался почаще кормить его мясом. Поскольку в то время я состоял в должности нищего научного сотрудника, то мясо с рынка было не по карману. Шел на охоту и брал щенка с собой. Смелый начал работать по дичи еще трехмесячным. Малявка шустро бегал по полям и оврагам, а, почуяв дичь, азартно бросался вперед. Подстрелив зайца, белку, утку или куропатку, я варил или жарил дичь с гарниром. Дети и Смелый съедали приготовленное за один присест.

Когда Смелому исполнилось четыре месяца, он пропал. Мы с детьми долго его кругом искали. Но потом я уехал на работу во Францию (второй отъезд отложить было нельзя). Там я частенько вспоминал о пропаже Смелого.

Когда вернулся, первыми ко мне бросились не дети, а щенок. Но это был уже не щенок. Это был огромный молодой красавец – пушистый, палево-рыжий, с удальски задранным хвостом-колечком. По сравнению с обычными серыми лайками он оказался очень крупным. Пес в восторге катался по полу, радостно визжал, ласково скулил, громко лаял, бросался мне на шею, облизывая лицо и руки. Радостно бегал туда-сюда по квартире и кувыркался от счастья. Я был потрясен. Он меня не забыл! Вот это любовь! Не в обиду будь сказано, люди: ни от кого из вас за всю жизнь такого не видел. Не говоря уже о женщинах; их самовлюбленным натурам подобные чувства не под силу. Нет любви более искренней и беззаветной, более романтичной и идеальной, более длительной и постоянной, чем их любовь к себе.

Охотничьи истории

На охоте порой случаются самые невероятные истории. Ваше право в них не верить, а мое право их поведать. Однажды поздним осенним вечером я спрятался с ружьем за кустами на берегу озера. Сидел неподвижно и слушал тишину. Было сумеречно, безветрено и сыро; дождь давно прошел; самая для уток летная погода. Время шло, а утки почему-то не летели. Может, заснули в камышах ненароком. Ни звука не доносилось ни откуда. Тишина и мрак вокруг постепенно так сгустились, что жуть брала. Наступила ночь. И вдруг я почувствовал, что кто-то положил мне руку на голову. У Вас мурашки по спине, читатель? А представьте, каково было мне! Вскочил в испуге. С моей головы взлетела огромная птица. Это была сова, принявшая неподвижную голову в вязаной шапочке за пенек. Хорошо, что я не успел схватиться за сову руками, а то остался бы с расцарапанной физиономией или без глаз.