Эликсир жизни

Этельдредда и не собиралась унимать Эй-Эя. Марцеллию это не нравится, а значит, нравится ей. Эй-Эй вопил снова и снова, точно кот, попавший в мышеловку. Если этот визг был невыносим для Марцеллия, то Уллр вообще чуть не спятил. Он издал мучительный вой и вырвался из рук Снорри. В следующую секунду завопила Этельдредда – на этот раз от ужаса, когда из кладовки с благовониями, вооружившись когтями и зубами, вырвалась настоящая пантера.

К несчастью для Уллра, вместо того чтобы убежать от звука, он попал в самое средоточие его, потому что при виде пантеры Эй-Эй вскарабкался на юбку Этельдредды и завизжал пуще прежнего, так что у пантеры едва не лопнули барабанные перепонки. Гигантской кошке казалось, что кто-то сверлит ее уши. Отчаявшись избавиться от звука, Уллр пересек комнату и скрылся в лабиринте.

– Уллр! – закричала Снорри и вырвалась из кладовки вслед за любимым котом.

Ни одуревший Марцеллий, ни перепуганная Этельдредда не смогли ей помешать. Снорри исчезла в лабиринте следом за Уллром.

Септимус почувствовал, как у Нико напряглись мускулы, и он понял, что его брат хочет догнать Снорри. Он успел схватить Нико.

Дверь медленно распахнулась, и все трое оказались лицом к лицу с Марцеллием и Этельдреддой. В кладовке с благовониями повисла мертвая тишина.

– Поистине странные существа водятся у тебя в кладовке, Марцеллий, – сказала Этельдредда, немного охрипнув после долгих воплей. – Но сдается мне, что принцесса Эсмеральда слишком часто стала играть в прятки. Веди сюда девчонку, Марцеллий. Больше она не будет тебе надоедать.

– Она мне не надоедает, матушка. И если ты хоть сколько-то знала свою дочь, как следует матери, то поняла бы, что это дитя не Эсмеральда. – Марцеллий свирепо посмотрел на мать.

– Вот дурак, – изрекла Этельдредда. – Кто же это, если не Эсмеральда?

– Пусть она тебе и ответит, матушка. – Марцеллий криво улыбнулся Септимусу. – Уверен, тебе довольно заплатили за услуги во Дворце?

Септимус пристыженно покачал головой.

Марцеллий выпроводил ребят наружу со словами:

– Выходите, там спит черная змея, вы ее потревожите. Помните, мы завтра берем ее яд, чтобы добавить к настою.

– Плут! – воскликнула Этельдредда. – Хочешь отравить собственную мать!

– Так же, как ты отравила своих бедных дочерей, матушка? Да нет, я и не собирался.

Видя, что разговор ни к чему не ведет, Этельдредда сменила гнев на сладенький тон, который все равно никого не обманул, и меньше всего Марцеллия.

– Прошу, отопри ларец, Марцеллий, и покажи мне этот милый голубой пузырек. Я мечтаю взглянуть поближе на чудеса, которые творит мой самый любимый сын!

– У тебя только один сын, матушка, – кисло возразил Марцеллий. – Было бы странно, если бы он не был твоим самым любимым, учитывая отсутствие других сыновей, хотя я сомневаюсь, что могу потягаться с гончими в том, что касается твоей любви.

– Ты вечно скулишь и стонешь, Марцеллий. Прошу же тебя, покажи мне пузырек. Я должна взглянуть на него. Это такая прелестная вещица, на ней столько золота!

– В нем, конечно, может быть немного золота, но на нем его нет, матушка, – сказал Марцеллий, возмущенный язвительным тоном Этельдредды.

Королева потеряла терпение. Как крыса по водосточной трубе, она метнулась через комнату и схватила пузырек.

– Я получу эликсир, Марцеллий, пока ты не добавил в него яд черной змеи. Ты меня не остановишь!

– Нет, матушка! – прокричал Марцеллий, увидев, что его драгоценный эликсир вот-вот исчезнет во рту Этельдредды. – Он не готов! Кто знает, какими будут последствия?

Но Этельдредда не собиралась отказываться от сложившейся за жизнь привычки не слушать сына. Королева не обратила внимания на его предупреждение и опрокинула в себя липкую жидкость – поперхнулась от отвращения, скорчилась от боли, закашлялась и рыгнула. Жидкость полилась назад и заполнила ей рот, окутав зубы, точно синим дегтем. Полная решимости, Этельдредда снова сглотнула и выпрямилась, потом прислонилась к скамейке, бледная, точно простыня, которую беспечная прачка забыла в отбеливателе. Не зная, как зелье подействует на его хозяйку, Эй-Эй спрыгнул на скамью и проглотил оставшиеся капли. Он облизал губы и засунул в пузырек свой длинный клык, чтобы выскрести остатки слизи.

Дженна, Септимус, Нико и Марцеллий Пай в ужасе наблюдали за происходящим.

– Не надо было это делать, матушка, – тихо проговорил Марцеллий.

Этельдредду закачало. Она глубоко вздохнула и взяла себя в руки, хотя зубы у нее до сих пор были синие.

– Мне нельзя перечить, Марцеллий, – сказала она, когда эликсир начал проникать в ее кровь и по венам заструилось бодрящее ощущение могущества. – Потому что я буду править Замком вечно. Это мое право и долг. Ни одна другая королева не займет мое место.

– Вы не должны забывать о дочери Эсмеральде, матушка, – пробормотал Марцеллий. – Она займет ваше место, когда придет время.

Впившись в Дженну ядовитым взглядом, Этельдредда заявила:

– Эсмеральда никогда не получит мою корону! Никогда, никогда, никогда!