Эликсиры дьявола

— Не знаете ли вы, из какого именно капуцинского монастыря бежал этот несчастный? — спросил я у лесничего.

— Он не сказал мне этого, а я не счел нужным его расспрашивать, тем более что мне известно почти с полной достоверностью, что это — тот самый несчастный, о котором недавно говорили у нас при дворе. К счастью, там не подозревают, что он находится в таком близком соседстве от резиденции, а я сам в интересах этого несчастного монаха не намерен доводить моих предположений об его личности до сведения двора.

— Надеюсь, что вы можете высказать мне эти предположения? Я человек нездешний и, кроме того, добровольно принимаю на себя обязательство хранить в глубочайшей тайне все, что от вас услышу.

— Нужно вам сказать, — продолжал лесничий, — что сестра нашей герцогини состоит игуменьей женского картезианского монастыря в городе. Она приняла участие в сыне бедной женщины, между мужем которой и нашим двором, по-видимому, существовали какие-то таинственные отношения, и озаботилась дать этому мальчику образование. Он выразил желание постричься в монахи капуцинского ордена и в качестве проповедника приобрел себе большую известность. Игуменья часто писала сестре про своего воспитанника и несколько времени тому назад изъявляла глубокую скорбь по поводу его гибели. Говорят, будто он совершил тяжкий грех, злоупотребив какой-то таинственной реликвией, и вследствие этого был изгнан из монастыря, украшением которого долго служил. Обо всем этом я узнал случайно из разговора, происходившего в моем присутствии между лейб-медиком и каким-то придворным кавалером. При этом было упомянуто о некоторых весьма странных обстоятельствах, оставшихся для меня непонятными, так как вся эта история мне в подробностях неизвестна. Обо всем этом у меня самого остались теперь лишь какие-то туманные представления. Во всяком случае, хотя монах рассказывал про свое избавление из монастырской тюрьмы несколько иначе, приписывая его самому сатане, я считаю это с его стороны самообманом, оставшимся еще от помешательства. По моему мнению, наш монах — на самом деле капуцин Медард, воспитанный свояченицей нашего герцога для духовного звания. Известно ведь, что дьявол вовлек его во всевозможные грехи, в наказание за которые он и был осужден Господом на потерю разума и на жизнь в зверином состоянии.