Элиминация

– Пообещайте не волноваться, и я попробую, – Мирон Матвеевич дождался утвердительного кивка от пациента и продолжил. – Ваша история очень заинтересовала журналистов и, в связи с тем, что журналистов некому было остановить, а Ваш отец был очень общительным человеком, эта история получила большую огласку. Поэтому я могу вам рассказать всё, не скрывая, Вы и так могли бы узнать это из газет позднее. Кто знает, если Ваше сенсационное возвращение окажется и полным немыслимым выздоровлением, то Вы на какое-то время станете очень узнаваемой личностью. Так вот! Ваша мать, после вашего «перевода» с домашнего стационара на постоянный больничный, слегка повредилась рассудком – думает, что Вы всегда у неё в животе. Она так же находится в клинике-санатории, на её имя положен тем же неизвестным, как мне кажется, благотворителем хороший счёт, которого ей хватит, чтобы продолжать вынашивать Вас до глубокой старости. Отец Ваш, к моему великому сожалению, скончался. Популярность принесла ему небольшую, но достаточную сумму за интервью и истории в газеты. Полученной суммой он довольно глупо воспользовался. Его страсть к сильным препаратам привела сначала к начинающейся шизофрении – голоса разные, исполнение глупых приказов (не стоит углубляться, я думаю, в историю его болезни), в итоге – остановка сердца от передозировки одним из препаратов. Вот, собственно, и всё, что я могу Вам поведать, драгоценный Иван Осипович.

– Оставьте меня, думаю, я имею право побыть в одиночестве, – пациент выглядел полностью подавленным и по-детски грустным. – Приходите завтра. Я буду готов с Вами побеседовать. Мне не по себе отчего-то.

– Конечно, друг мой, отдыхайте. Мы придём завтра. – Делегация медленно и с общим ощущением печали вышла из палаты, оставив Ивана наедине с полученной информацией.

За дверью палаты люди в белых халатах смотрели друг на друга с немым одним и тем же вопросом.

– Да, здоров он, как будто, – ответил за всех Егор Федорович Жальцев. – Здоров. Слегка странный человек, но не похож на больного. И никакого бреда про супермена или исполнителя желаний не нёс.

– Посмотрим, – закусил губу Мирон Матвеевич и добавил. – Завтра повторим. Слишком мало произведённой практики. Пройдёмте.

* * * * *

Врачи ушли. В палате было тихо. Иван сидел на пустой постели с видом потерявшегося в этой чужой ему белой комнате с ощущением полного и безграничного одиночества. Прошлого больше не осталось.

V

Ночь была тихой. Иван Осипович успокоился. Он то закрывал глаза, то открывал, но ничего не менялось. Сон не приходил. Были обрывки каких-то воспоминаний, но зацепиться мыслями было не за что. Шорохи улицы и внутри здания давно затихли. Неожиданно что-то неуловимо изменилось. Комната наполнилась зеленоватым мягким светом, будто одна из звёзд ночного неба случайно раскалилась на сковороде неба и стала пылать необычным светом, рассеивая свои лучи, проливаясь в окно палаты нашего героя. Иван спросил вслух:

– Кто здесь? – не получил ответа, вздохнул и стал наблюдать как плавают волны света по стенам. Это было очень умиротворяющим зрелищем. Даже не заметив, как произошло следующее, Иван стал вслух обрывками читать волны игры света, ставшие его словами, его звуками, его голосом. – Не волнуйся. Я здесь. С тобой. Ты вернулся. Стал собой. Свобода близко. Продолжай быть.

– Кто здесь? – Иван не испытывал страха, только небольшое волнение от происходящего. – Я ненормальный? Поэтому я в больнице? Из-за голосов? Из-за тебя?

– Нет, – читал в небесно-комнатном свечении на стенах Иван. – Ты нормален. Просто расстроен. У каждого начала есть свои странности. Привыкай.

– Странности, значит. Ну, это не страшно. Страшно, если бы ты был зеленоватым светом, разговаривающим со мной, а так всё превосходно. – Иван почти дремал. – И чем закончатся все эти странности?

– Кто его знает, – световолны Ивана замерли на мгновение. – Вероятно, хорошим таким эпилогом. Можем закончить сейчас, тогда ты уже не встанешь с этой простыни, а уже кто-то другой завернёт тебя в неё. Такой эпилог нравится?

– Не особо. Как то слишком бестолково получится. Я же только Валерия и смог стереть. Вдруг в этой клинике ещё есть кто-нибудь бесполезный? Кстати, а как я его стёр? – Иван заинтересованно вгляделся в ничто.

– Как, как… Просто. Когда нет ничего вообще, то и часть этого ничего можно удалить, без потери энергии всего окружающего. Знание делит нас на двигающихся вперёд и остающихся на месте, но тем, кто тянет это знание назад, нет места среди остальных. Я тебе на любой подобный случай – кара свободной глупости. Но стоит тебе ошибиться, я заберу тебя у мира.

– Совсем? – расстроился Иван.

– Нет, что ты. Пару пальцев отверну с правой ноги, и дальше развлекайся, – свет искрился.

– А, понимаю. Нотка здорового юмора… Так у тебя же нечем откручивать мне пальцы! Засветишь до растворения? – Иван искрился.

– Мой мальчик. Отдыхай. Только не шали. Нянькой, как в детстве твоём, я уже не смогу тебе быть – воображение у тебя не на том уровне. Снов, Ванечка.