Елисейские Поля

– Верочка приезжает, – с трудом доканчивает Екатерина Львовна, и слезы текут по ее щекам… – Завтра утром…

– Мама, чего ты? Мама.

– Ах, Люка, – всхлипывает Екатерина Львовна, – ты не знаешь. Мне так тяжело без Веры. – Она притягивает к себе Люку. – Только ты меня, моя маленькая, и утешала. Без тебя я бы не могла. Спасибо тебе.

– Нет, мама. Не надо… – Люка прячет красное от стыда лицо на груди матери. Утешение?.. Хорошо от нее утешение. Дома как чужая. Молчит, и днем и ночью об Арсении думает… Нечего сказать, утешение. Бедная мама.

Люка тоже плачет, прижимаясь к матери. Екатерина Львовна целует ее мокрую щеку:

– Добрая моя девочка. Какая я счастливая, у меня такие милые дочери…

Шесть часов. Совсем черно, будто ночь. Люка сонно потягивается. Электричество неприятно желтеет под потолком.

– Надень новое платье, Люка.

Екатерина Львовна с беспокойством осматривает себя в зеркале. Хорошо ли так? Понравится ли Вере? Не было бы ей стыдно за них с Люкой. Приколоть цветок к пальто?..

– Мама, скоро ты? Я готова.

Екатерина Львовна поворачивается:

– Опять ты за свой старый берет. Сними сейчас же. Его давно выбросить пора. А перчатки где?

– Я не ношу.

– Нет, уж пожалуйста. Вот, возьми мои.

Люка неловко натягивает белые замшевые перчатки:

– Такие чистые. Я их замажу.

– Подтяни чулки. Шарф спрячь вовнутрь. Нечего Ринальдо Ринальдини изображать. Ведь ты – девочка.

Наконец выбрались. Надо еще заехать к Вере на квартиру, все ли там благополучно.

Заспанная горничная открывает дверь. Прихожая просторная, и все так нарядно и ново. Не то что у них. Люка ходит из комнаты в комнату, трогает вещи, присаживается на стулья. Вот бы и ей так жить. Вот бы и ей так жить с Арсением…

Екатерина Львовна волнуется:

– Я заказала на завтрак курицу. Верочка, наверное, проголодается с дороги. Переставь фиалки на ночной столик да смотри не разбей вазу. А на сладкое взбитые сливки с каштанами. Как ты думаешь?

На вокзал приехали рано. Екатерина Львовна нетерпеливо шагает по перрону.

– Люка, не прижимай цветов, помнешь. И сейчас же отдай Вере. Не забудь. Это на счастье.

Наконец поезд. Вера выходит из вагона улыбающаяся и нарядная.

– Вот, вот она, – кричит Люка и бежит к сестре.

Вера уже увидела их и, немного отстранив Люку, быстро идет к Екатерине Львовне:

– Мамочка.

Екатерина Львовна обхватывает Верину шею и с почти страдальческой нежностью прижимается губами к Вериной щеке. Верины длинные ресницы дрожат.

Люка смотрит на сестру. Как заговорить с ней? Как заговорить с этой красивой чужой дамой?.. Прежде всего отдать цветы…

Но Вера, оставив Екатерину Львовну, порывисто поворачивается к сестре:

– Люка, – и три раза как-то особенно жадно и крепко целует Люку в губы.

– Ну давай, давай цветы. Спасибо. Какая милая. – Она пристально смотрит на Люку и смеется. – Да ты что краснеешь? Забыла меня? Отвыкла? А я по тебе скучала, цыпленок…

Здороваться с Владимиром Ивановичем проще.

– Здравствуйте, Володя.

– А вы еще вытянулись, Люка. Скоро выше меня будете…

Домой, к Вере, ехали в такси. Люка сидела напротив сестры и близко смотрела ей в лицо. «Изменилась. Нет, такая же. Только еще немного беспокойнее…»

– А бананов на пальмах нет, Люка, – быстро говорила Вера, блестя серыми глазами. – И пальмы оборванные. Ужасно надоедают. И совсем там уже не так чудно. Море как синька. И скучно, гораздо скучнее, чем здесь.

Дома, сняв пальто, снова долго целовались, и Люка, уже не стесняясь, вешалась на шею сестре.

Потом Вера заперлась в ванной с Екатериной Львовной и шепталась с ней там.

Люка напрасно водила ухом взад и вперед по двери, выискивая, где послышнее, ничего нельзя было разобрать за шумом воды.

Завтракали весело.

– Верочка, у тебя усталый вид, – беспокоился Владимир Иванович, – ты бы прилегла.

Вера пожала плечами:

– Ложись сам, если устал.

– Но ты плохо спала в поезде. Я думал…

– Слишком много ты думаешь…

Вера говорила с мужем резко и недовольно, совсем как с Люкой когда-то, но теперь, поворачиваясь к сестре, она ласково улыбалась.

– Ну как, Люка? Пойдем чемодан распаковывать. Может быть, и для тебя там что-нибудь найдется.

Люка поняла. Времена переменились. Теперь на ее, Люкиной, улице праздник.

Целый день провели вместе, как-то особенно нежно, почти влюбленно.

«А ты счастлива?» – хотела спросить Люка, но «счастлива» показалось неподходящим.

– А ты довольна? – спросила она.

Вера рассеянно кивнула:

– Конечно, конечно…

Но Люка уже ахала над подарками:

– Это все мне? И конфеты, и чулки, и сумка?.. И тебе не жалко?..

Домой собрались поздно и в прихожей долго огорченно прощались, как перед длинной разлукой.

– Ты завтра придешь к нам, Верочка?

– Да, непременно. И все-таки зачем вы уходите? Знаешь что, мама? Оставь мне Люку до завтра. Ведь ты не будешь бояться спать одна?

– Бояться? – удивилась Екатерина Львовна. – Но ведь ей надо в лицей. Она и так сегодня не ходила.

– И завтра не пойдет, велика важность… Хочешь у меня остаться, Люка?

– Еще бы…

– Ну хорошо. Пусть остается.

Люка волчком закружилась по прихожей. Владимир Иванович запер за Екатериной Львовной дверь.

– Где же Люка будет спать?

– Как где? Со мной в спальне.

– А я?