Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

В Лондон молодые люди вернулись все на том же мотоцикле, проведя по дороге несколько дней отложенного «медового месяца» в Париже. По возвращении Ким встал перед выбором: открыто признать свою приверженность коммунизму и вступить в компартию или попытаться осуществить свою мечту стать дипломатом. Он выбрал второе, хотя пережитые им события в Австрии и бездеятельность Англии и Франции перед лицом нацистской угрозы еще больше убедили его в том, что только Советский Союз мог дать какую-то надежду на спасение Европы от Гитлера. Непонятно, как без серьезного кризиса личности Ким смог бы примирить в себе службу Его величеству и коммунистические взгляды, но у него не было средств к существованию, и дать их могла не партийная работа, а диплом Кембриджского университета. Мать Кима, Дора Филби, всячески способствовала принятию такого решения сыном. «Я очень надеюсь, что Ким получит работу, которая отвлечет его от этого проклятого коммунизма, — писала она его отцу в Джидду. — Он еще не стал экстремистом, но может стать, если у него не появится чего-нибудь такого, что заняло бы его ум».

Однако ее надежды и надежды сына на карьеру в Министерстве иностранных дел разбились вдребезги после посещения им Кембриджа. Старший преподаватель Тринити-колледж Денис Робертсон весьма сдержанно отнесся к просьбе Кима дать ему рекомендацию для поступления в Форин Офис и предупредил, что должен будет предуведомить приемную комиссию о том, что «чувство политической несправедливости у его бывшего студента, возможно, делает его непригодным для административной работы».

Филби понимал, что с такой характеристикой он не мог рассчитывать на место на государственной службе, и решил официально вступить в коммунистическую партию. «Я посетил дом 16 на Кинг-стрит, где в то время размещалась штаб-квартира компартии Великобритании. Там я встретился с Уильямом Галлахером и Беллом Брауном и рассказал им о своей работе в Австрии, — вспоминал Филби. — Они поинтересовались, хочу ли я вступить в партию, но предупредили, что им необходимо будет навести обо мне справки у австрийских коммунистов, и посоветовали прийти через полтора месяца». Ким был обижен, но не настолько, чтобы не принять участие в первомайской демонстрации 1934 года. По его словам, это была его «последняя коммунистическая акция», которую он предпринял открыто. Вскоре его жизнь круто переменилась.

В ожидании решения о приеме его в компартию Ким и Литци зашли как-то на чашку чая к австрийской коммунистке Эдит Тюдор Харт, которая, так же как и Литци, вышла замуж за англичанина, чтобы выбраться из небезопасной Вены. Ким с увлечением рассказал Эдит о своем пребывании в Австрии и заявил, что приобретенный им опыт более чем когда-либо укрепил его намерение найти способ продолжить партийную работу в Англии. Его слова попали в самую точку.

Для внешнего мира Эдит была талантливым профессиональным фотографом. В другой, тайной жизни она была агентом советской разведки, в чью задачу входил поиск людей для секретной работы. Советский разведчик-нелегал Арнольд Дейч, с которым была связана Эдит Тюдор Харт, так докладывал о ней в Центр: «Я знаю ее с 1926 года по Вене. Ей около 30 лет. Она вышла замуж за английского врача и в мае приехала в Англию. Работает в качестве фотографа, имеет студию. Стала одним из самых известных детских фотографов в Англии. Я встретился с ней вскоре после своего прибытия в Англию. Она сразу же согласилась работать на нас».

Молодой выпускник Кембриджа заинтересовал Эдит идейной убежденностью и горячим желанием действовать. Эдит решила действовать быстро, с тем чтобы успеть предупредить вступление Филби в компартию. Через собственные каналы в австрийском подполье она срочно проверила то, что рассказал о себе Филби, и с разрешения Дейча пригласила его на встречу. «Она сказала мне, что если я действительно интересуюсь коммунистическим движением, то она готова познакомить меня с одним очень важным человеком, — вспоминал Филби. — Я нашел, что это что-то серьезное, тем более что на встречу с этим человеком мы поехали сложным путем, меняя транспорт и проверяясь. Наконец мы приехали в Риджентс-парк, где я увидел этого человека».

Эдит представила Филби Дейчу и удалилась. «Во время всего разговора Дейч был очень конспиративен, — вспоминал Филби. — Он сразу же попросил меня лечь на траву — сам он сидел на скамейке — и смотреть в противоположную сторону, как будто мы не знакомы». Разговор шел на немецком языке. «Он прекрасно знал все обо мне и моей деятельности в Австрии, — продолжал Филби. — Дейч сразу же сказал мне, что если я открыто вступлю в компартию, то вряд ли смогу принести большую пользу — скорее всего, буду продавать «Дейли уоркер» на улицах, как и многие другие коммунисты. Тогда как с моим происхождением и образованием я могу с большей пользой применять свои силы».