Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

Вильям Генрихович сыграл определенную роль и в моей жизни. Мне, родившемуся в 1949-м, однажды довелось увидеть Абеля. К моему отцу, журналисту и киносценаристу Михаилу Долгополову, частенько захаживал приятель — писатель, драматург Владимир Вайншток, по понятной причине выступавший в те годы под псевдонимом Владимиров. Был он человеком в общении легким, остроумным и, как мне помнится, говорливым. Рассказывал о планах, свершениях. Однажды таинственно сообщил, что написал для режиссера Саввы Кулиша сценарий фильма о разведчиках. Консультировали его два полковника, попавшие в плен, а теперь живущие в Москве. Как сейчас понимаю, Конон Молодый и Фишер. Вайншток пригласил на просмотр. И тогда в «Мертвом сезоне» я в первый и последний раз увидел Абеля — сначала в фильме, а потом и в зале.

Я «расстался» с Абелем надолго — до 1993-го. Никогда не писал о разведке и после «Мертвого сезона» если и видел разведчиков, то лишь в кино. В конце 80-х — начале 90-х пять с лишним лет проработал собственным корреспондентом «Комсомольской правды» во Франции. Уезжал из Советского Союза, а вернулся в другую страну — новую, непонятную. И тогдашний редактор «Комсомолки» Владислав Фронин, видя полную мою неприкаянность, предложил: «Слушай, 11 июля 1993-го — 90 лет Абелю. Попробуй». Я отнекивался, тема разведки была для меня неведома. Но Владислав твердо пообещал опубликовать целых два материала, для «КП» с ее немыслимой конкуренцией за место в газете небывало много, и я решился. Опубликовали три. С тех пор это моя тема…

Н. ДОЛГОПОЛОВ

Ким Филби

«Сыновья многих виднейших англо-деятелей сочувствуют коммунистическому кружку и ведут для него работу. Список их будет у нас в ближайшее время» — так писал в Москву в июле 1934 года Александр Орлов — руководитель нелегальной резидентуры Иностранного отдела ОГПУ в Лондоне. Человеком, который взялся составить и передать такой список, был выпускник Кембриджского университета Ким Филби. Таким было первое задание советской разведки, с которой Филби связал свою судьбу для достижения великой цели.

Гаральд Адриан Рассел Филби родился 1 января 1912 года в Амбале, приютившейся в горах живописнейшей провинции Индии — Пенджабе. Его прозвали Ким в честь полюбившегося ему смелого мальчишки-разведчика, героя рассказа Редьярда Киплинга. Ким и сам был сыном видного «англо-деятеля», как в стиле языка того времени Орлов называл представителей британского правящего класса. Отец Кима, Гарри Сент-Джон Филби, служил советником Министерства по делам колоний, однако в 1924 году был уволен за разногласия с правительством. В секретном докладе британской контрразведки МИ-5 говорилось, что Сент-Джон «неоднократно проявлял демонстративное неподчинение официальной политике».

Расставшись с государственной службой, Сент-Джон Филби целиком отдался своему увлечению исламским миром, стал известным ученым-арабистом и личным советником короля Саудовской Аравии, принял мусульманство и взял в качестве второй жены девушку-рабыню.

Детство Кима прошло в атмосфере обожания знаменитого отца, который чаще бывал в отъезде, чем дома, исследуя пустынную часть Аравии. Одержимости отца чуждыми европейцу прелестями ислама соответствовало страстное увлечение сына коммунистической идеологией. На первый взгляд это было тем более удивительно, что Ким не испытал в своей жизни нищеты или социальных лишений. Он происходил из привилегированного слоя и получил образование в учебных заведениях, предназначенных для отпрысков британского правящего класса — частной лондонской школе Вестминстер (давшей Британии больше премьер-министров, чем более известные Итон, Хэрроу или Рэгби), а потом в Тринити-колледж Кембриджского университета.

Однако более глубокое осмысление социально-политической ситуации, сложившейся в Великобритании в межвоенный период в силу внутренних и внешних факторов, вполне объясняет влечение молодых образованных британцев к коммунизму. Великий кризис конца 20-х — начала 30-х годов, до основания потрясший экономику самых богатых капиталистических стран, разоривший тысячи мелких и средних собственников и выбросивший на улицу миллионы рабочих, заставил многих усомниться в экономической целесообразности и социальной справедливости свободных рыночных отношений. Особенно остро это воспринималось на фоне промышленных достижений первых пятилеток советской плановой экономики и декларируемого социализмом всеобщего равноправия.

Внешним фактором было установление фашизма в Италии, где он стал официальной идеологией режима Муссолини, и в еще большей степени — приход к власти в Германии национал-социалистов. Думающие люди понимали, что и то и другое произошло в результате экономического кризиса и интуитивного поиска обнищавшим населением этих стран «сильной руки», способной навести «порядок».