А что у него в душе? Как же далеко тут до безмятежности! «Мне безумно хотелось выскочить к предателю, схватить Вика за горло и задушить как бешеную собаку. И только сознание чекистского долга заставляло меня быть спокойным, ничем не выдавать волнения, с тем чтобы дать возможность присутствующим убедиться в превосходстве истинного советского разведчика перед предателем» — это из рассказа Фишера уже после возвращения домой.
Абеля-Фишера обменяли на сбитого над Свердловском американского летчика Пауэрса. Многие до сих пор уверены, что это редчайший в истории нашей разведки случай и пошли на него только ради Абеля. Нет, такие обмены совершались не раз. Только о них, кроме обмена в 1964-м Конона Молодого — Гордона Лонсдейла на английского разведчика Гревилла Винна, мало что известно. К примеру, нескольких советских разведчиков, их агентов еще до Второй мировой обменивали, освобождали за деньги или иным способом из тюрем после вынесения суровых приговоров. Иногда агентов освобождали, как Коэнов-Крогеров, арестованных и осужденных в Англии вместе с Молодым-Лонсдейлом, под флагом третьей стороны. Тогда прибегли к помощи поляков.
Для точности замечу, что Абеля обменяли не только на Пауэрса. В придачу к летчику, шпиону-неудачнику, наши подкинули еще двоих студентов — американца Фреда Прайра, приговоренного в Восточном Берлине за шпионаж к смертной казни, и Марви Маккинена, который отбывал срок за шпионаж на Украине.
Вместе с Пауэрсом срок во Владимирском централе отбывал и бывший непосредственный начальник Фишера Павел Судоплатов. В отличие от американца Павел Анатольевич, арестованный в 1953-м и осужденный на 15 лет, был выпущен из тюрьмы лишь летом 1968-го.
Наша разведка разработала и осуществила целую операцию по освобождению Абеля-Фишера. По легенде, у него оказалась немецкая родственница, якобы живущая в ГДР, в Лейпциге. И на адрес этой фрау Марк начал посылать письма. Американцы даже ездили проверять, существует ли такая. Очень осторожно навели справки у жильцов, осмотрели дом, увидели ее фамилию в списке квартирантов. Подозрений у них не возникло. Будущий начальник нелегальной разведки Юрий Иванович Дроздов, в ту пору еще сравнительно молодой человек, выступал в роли кузена Абеля. Быть может, совсем уж реального, сугубо конкретного результата операция и не принесла, хотя Абелю, конечно же знавшему, что в Лейпциге никаких родственников у него нет, твердо дали понять, что в Центре о нем совсем не забыли. Были исписаны горы бумаги, в ГДР наняли толкового адвоката Фогеля, переводили ему гонорары. Группу возглавлял полковник Тарасов. Но освободили Вильяма Генриховича, просидевшего четыре с половиной года в тюрьме, обменяв на Пауэрса. Зато благодаря всей этой переписке узник постоянно ощущал, что Родина его помнит, заботится и ждет. Ведь в тюрьме давили американцы на полковника страшно.
Принято до небес превозносить адвоката Абеля Джеймса Донована. Он действительно честно выполнил свой долг юриста, сократил Абелю срок, спас от электрического стула. Но как-то забывается, что именно Донован, служивший в войну в американской разведке, не раз предлагал своему подзащитному перейти на чужую сторону. И какие только радужные перспективы не рисовал этот красноречивый и такой противоречивый человек, почти вечно красный от чрезвычайно высокого давления.
Даже когда с обменом все было по существу решено, предпринял последнюю попытку, так, видимо, и не поняв, что есть еще на этом свете люди кристально чистые.
Кстати, Джеймс Донован с его нюхом бывшего разведчика так и не поверил в существование в ГДР родственников русского полковника. Впрочем, он явно был чересчур подозрителен, так и не признав дочь Эвелину и жену Елену за истинных близких Абеля.
Американцы вообще испытывали перед этим человеком чувство страха. То им почудилось, будто он и из камеры ухитряется передавать домой секретные сведения, и они запретили переписку, переводили его из одной тюрьмы в другую. Или вдруг забеспокоились, что Абель вербует заключенных. Подсаживали к нему самых закоренелых, науськивая уголовников: проклятый шпион, враг Америки. Он уживался со всеми, давая сокамерникам уроки, обучая языкам и искусству шелкографии. В тюрьме он рисовал, решал математические задачи. Однажды американцы, любящие всяческие тесты, были буквально ошарашены. Он столь быстро и верно ответил на вопросы, что сомнений не оставалось: у русского полковника — интеллект гения.
Когда на берлинском мосту Глинике совершался знаменитый обмен, на Фишера нельзя было смотреть без боли: тощий, в разрезанной одежде. Это американцы боялись, что даже из тюрьмы, из плена полковник вывезет нечто ценное, секретное, и напоследок обыскали его с головы до пят, не постеснявшись разрезать все складки на робе. Полный контраст с Пауэрсом, который за несколько лет отсидки сильно прибавил в весе.