Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

Дейч объяснил, что в случае согласия Филби его ожидала бы интересная работа, суть которой заключалась в добывании секретной информации и передаче ее тайной антифашистской организации. Дейч, конечно, прибегнул к рассчитанной хитрости: он не хотел сразу отпугнуть молодого человека предложением сотрудничества с советской разведкой.

«Через полчаса я сказал: «О’кей, я согласен», — припоминал Филби, обыденные слова, которыми он определил свою судьбу. — Тогда я еще не знал, что он работает на Советский Союз, да это ничего и не изменило бы».

Согласие Кима на секретную работу было решением его внутренней проблемы: внешне он мог и даже должен был вести жизнь и делать карьеру человека из привилегированных слоев британского общества, но не вопреки, а в силу своих скрытых коммунистических убеждений. Но чтобы сделать необходимую разведке карьеру, Филби сначала нужно было освободиться от репутации левого социалиста. Имея право на доступ в закрытый круг государственных служащих благодаря принадлежности к элите и образованию, Филби лишился его из-за открытой поддержки левых социалистов. Поэтому он был вынужден избрать менее свойственный джентльмену путь в братство Уайтхолла: завести связи в правительстве, став респектабельным журналистом.

Это было непростой задачей для выпускника Кембриджа, не имевшего ни опыта журналистской работы, ни склонности к ней. Но Филби проявил настойчивость и умение достигать поставленной цели. Он разыскал знакомых отца в редакциях газет и журналов и получил место в «Ревью оф ревьюз», выпускаемом небольшим тиражом журнале, либеральная позиция которого создавала ему прекрасное прикрытие для восстановления необходимой политической репутации. Филби удалось продемонстрировать в статьях политическую благонадежность. Владелец журнала сэр Роджер Чанс говорил о нем как о «слегка либеральном», но «достойном молодом человеке, обладающем чувством юмора и не имевшем, в отличие от своего отца, каких-либо распознаваемых политических взглядов».

Когда Филби выполнил первое разведывательное задание и принес Дейчу список из семи выпускников Кембриджа достаточно левых взглядов, чтобы быть полезными советской разведке, и достаточно перспективных, чтобы проникнуть в интересовавшие советскую разведку учреждения, Александр Орлов поставил вопрос о привлечении к сотрудничеству одного из них — Дональда Маклина, сына бывшего министра британского кабинета. Филби было поручено поговорить с ним о «специальной работе». Маклин взял два дня на размышления и дал свое согласие. Став впоследствии чиновником Форин Офис, он передавал советской разведке ценную информацию о внешней политике Великобритании. Другой человек из списка, талантливый и эксцентричный Гай Берджесс, обратил внимание на перемену в поведении Маклина — его отход от левых единомышленников, — и стал приставать к нему с расспросами. Орлов после недолгих размышлений решил, что лучше его привлечь к работе в разведке и связать обетом молчания, нежели дать возможность, пусть неумышленно, привлечь внимание к Маклину. Берджесс стал способным и изобретательным разведчиком, проникшим в спецслужбы, а затем и МИД Великобритании. Первое задание Филби положило начало созданию агентурной сети советской разведки, получившей историческое название «Кембриджской группы».

В первые годы становления Филби как разведчика с ним работали нелегалы Арнольд Дейч, Александр Орлов и Теодор Малли. Эрудированный и обаятельный Дейч и не по-религиозному рациональный бывший священник Малли, которых Ким знал только как Отто и Тео, оставили неизгладимое впечатление в его душе. Орлов же, известный тогда Филби как «Большой Билл», был для него особым человеком. «Он относился ко мне по-отцовски, — вспоминал Филби через много лет. — У меня же было ощущение, что вот это истинный начальник всего этого дела из Москвы, и у меня было к нему отношение как к герою. Это не означало, что я думал плохо или менее уважительно об Отто или Тео, но просто на этот раз пришел настоящий русский, советский человек. Иными словами, если я считал Тео и Отто коммунистами, то Орлова я считал большевиком».