Элиты Эдема

– У меня мало времени, и я каждый раз подвергаюсь опасности, когда прихожу сюда. Может, начнем?

Ее голос, как стальной клинок, разрубает словесную перепалку.

– Кроме того, вы расстраиваете мою пациентку. Нейрологические вмешательства не безопасны, когда нервная система пациента на взводе. Заткнитесь и уходите, чтобы я могла поработать.

– Я остаюсь, – говорит Ларк, а затем и Эш. Лэчлэн молчит, но его невозмутимая поза говорит о том, что он никуда не пойдет.

Флинт многозначительно кивает Флейм и уходит, сопровождаемый своей приспешницей.

– Сообщите мне, когда процедура будет завершена. Вне зависимости, выживет она или нет.

– Выживет? – переспрашиваю я, в горле у меня пересохло. – Я думала, речь идет об успехе или провале, а не о жизни и смерти.

Флейм смотрит мне прямо в глаза, и я не знаю, то ли она изучает меня, то ли восхищается своей работой.

– Я отменный киберхирург, – говорит она без тени застенчивости, чрезвычайно уверенная в себе. – Если ты умрешь, это будет не моя вина.

Затем она подмигивает мне, а Эш обнимает.

– Ага, а во всем виновата ты, сестренка, – говорит он. – Именно это я и говорил всегда маме. Во всем виновата ты.

Лучше слушать его шуточки, чем то, как Флинт и Лэчлэн нападают друг на друга, споря о том, о чем я не имею понятия.

– Если ты еще не догадалась, меня зовут Флейм, – говорит она, поправляя рукой свои огненные волосы. – Цвет не натуральный, но и не краска. Я пару лет назад поигралась с фенотипическими экспрессиями, чтобы цвет волос подходил к моему имени. И характеру. Да, вот такая я.

Когда я вхожу в комнату, у меня возникает странное удушающее чувство. На секунду моя диафрагма сжалась, и я не могла вдохнуть. Позади других я вижу Лэчлэна, который протискивается и приближается ко мне. Но тут же отступает в дальний угол комнаты с остальными, образуя стену между нами. Он не будет общаться со мной, но… он и не уйдет.

Флейм жестом приказывает мне лечь на операционный стол. Она держит сканер перед моим глазами.

– Святая Земля, до чего великолепная работа! Сама себя иногда удивляю. Ты уверена, что ты хочешь удалить это великолепие?

– Да, – отвечаю я, и в голосе уверенности больше, чем на самом деле. Я заставляю себя вспомнить, что я это делаю не только ради себя. Если бы дело касалось только меня, я бы испугалась возможных последствий и предпочла бы безопасную прежнюю жизнь. Но возвращение моих воспоминаний может помочь всем в Подполье. Я вспоминаю доверчивые глаза Рэйнбоу и стараюсь быть сильной. – Но… вы же просто шутили о том, что я могу умереть?

Она вздыхает.

– В целом да. Когда человеку дают наркоз, всегда есть риск, что он не проснется. И когда ты вмешиваешься в чей-то мозг, всегда есть вероятность, что они не останутся теми же людьми, какими они были прежде.

– Да, но сейчас в этом и состоит суть операции, – говорю я, пытаясь шутить, но у меня не очень получается.

– Я отменный хирург, – повторяет Флейм, – но даже я не смогу гарантировать, что все пройдет гладко. Даже если линзы были установлены недавно, они успели внедриться в нейронную систему, и их сложнее удалить. И возможно, у тебя будут… сложности. Я не узнаю, что они с тобой сделали, пока я не доберусь туда. Твои линзы могли заминировать микровзрывателями.

– Что?!

– Шутка… надеюсь. Сделаю все, что смогу, – и, как я уже отмечала, могу я многое. Но гарантии все равно нет.

– Ты не обязана это делать, – говорит Эш.

– Ага, – добавляет Ларк. – Мы можем рассказать тебе о Рауэн все, даже если ты не помнишь, мы можем воссоздать ее, и…

– Нет, – говорю я и горжусь тем, что мой голос не дрогнул. – Они сделали со мной что-то ужасное. Они забрали меня.

Я решительно ударяю себя в грудь кулаком.

– Я хочу вернуть саму себя. – Я оборачиваюсь на Лэчлэна, который хотел отвести взгляд, но пересилил себя и встретился со мной глазами. – И, если получится, я хочу наказать людей, которые со мной это сделали. Тех, кто считает, что вторые дети не заслуживают жизни и свободы, и…

Я чувствую, как подступают слезы, и Флейм говорит:

– Прекрасная речь, но времени у нас не так чтобы много. Мне надо подготовить тебя. Все брысь!

Он жестом показывает всем на дверь, но Лэчлэн говорит:

– Можно мне на минутку остаться с Рауэн наедине?

Кажется, не только глаза, но и все тело Флейм выкатились наружу.

– А я разве не сказала, что у нас совсем нет времени?

– Всего минуту, обещаю, – говорит Лэчлэн, и что-то в его голосе заставляет ее смягчиться. Она и остальные выходят, и мы остаемся одни.

Я предвижу, что повиснет неловкое молчание, и я стараюсь придумать, о чем поговорить, чтобы заполнить паузу. Может, о погоде? Но он тут же начинает.

– Прости меня за мое поведение. Мне трудно это вынести. – Он сардонически улыбается, и после этой улыбке мне хочется узнать его лучше, увидеть его счастливым и беззаботным и улыбающимся по хорошим поводам. – Ты только послушай меня. Мне тяжело? Ведь именно тебе пришлось пройти через все это за последние шесть месяцев.