И я не просто припоминаю. Все, что случилось когда-либо в моей жизни, врезается в мою память одновременно. Каждое событие происходит со мной именно
Но я не успеваю подумать, как всплывают другие воспоминания, гораздо страшнее, в промежутке между Рауэн и Ярроу. С того момента, когда я, как кусок мяса и нейронов, лежу прикованная к стальному столу, чтобы представители Центра могли манипулировать мной. Я вижу шефа разведки, склонившуюся надо мной, и, к моему ужасу, она для меня и моя мать, и посторонняя женщина. Я вижу ее глазами Рауэн и Ярроу. О святая Земля! Я припоминаю, кто еще всегда был в комнате, помогая ей проводить операцию. Мой отец! Не какой-то втиснутый в память фальшивый отец, а настоящий, тот, который предал свою семью.
Я чувствую, как он копается в моем мозге. Я слышу, как они безразлично обсуждают меня, как будто я не существо с сознанием и волей.
К тому времени, как они закончили со мной, я и не была таким существом.
Я чувствую, как Рауэн слой за слоем вырывают из меня, благодаря их безжалостным процедурам, пока не исчезают последние следы той личности, которой я была. Нет, не исчезают, но прячутся глубоко, в дальние уголки моего мозга, дрожащие от ужаса, что они могут исчезнуть навсегда.
Сейчас они вернулись, и я снова Рауэн.
Только и Ярроу тоже.
Я не целостная личность с воспоминаниями до и после. Я две разные девочки, живущие в одном теле, пользующиеся одним мозгом.
Боль в глазах по-прежнему не утихает, но я пытаюсь открыть их, чтобы понять, что происходит. Я в сотне мест одновременно, тысячи вещей происходят со мной. Но, когда я открываю глаза, вокруг темно.
Я тру их, я чувствую, что кто-то хватает мои руки.
– Нельзя этого делать! – кричит на меня женщина, и я откидываюсь назад, ударяясь обо что-то холодное, металлическое. Операционный стол. Снова голос этой женщины, возможно ли это?
Снова в лаборатории, и эта женщина, которую я считала своей матерью, пытается причинить мне вред, украсть меня, мою душу! Мои глаза широко раскрыты и уставились в пустоту, но я ничего не вижу. Я ослепла! Она вырезала мои глаза!
– Нет! – кричу я, единственное слово протеста против всего, что со мной сделали, всего, что намерены сделать. Я не позволю им снова украсть мою личность. Я не позволю им снова копаться в своем мозге. Лучше умереть.
Нет, сначала лучше убить их.
Почувствовав чужое прикосновение, я резко отшатываюсь назад, но, как только я нащупываю кусочек ткани, я тяну человека к себе и начинаю молотить кулаками. Я попадаю во что-то мягкое, бедро или голень, и особого вреда не наношу, поэтому я не отпускаю его и валю на пол, охватив его ногами. Мы катаемся и, как только мне удается его оседлать, я начинаю бить.
– Рауэн, прекрати, – говорит женский голос, но я животное, которое борется за свою жизнь. Я слышу приглушенный
Внезапно меня обхватывают другие руки: сильные, огромные руки, которые поднимают меня с пола. Я еще пытаюсь пинаться, и затем меня укутывают во что-то, что похоже на смирительную рубашку и объятья. Я по-прежнему ничего не вижу, но помню его прикосновение, его запах.
– Лэчлэн, – я утыкаюсь ему в грудь. – Помоги мне! – плачу я, мой голос отчаянный и бессильный.
Он говорит какие-то бессмысленные успокаивающие слова, и ярость отступает. Я просто хочу, чтобы мне было хорошо. В его объятьях я чувствую себя в безопасности.
– Так больно, Лэчлэн. Очень больно…
Он целует меня в бровь, нежно и трепетно, как прежде.
– Я знаю, Рауэн, но это пройдет. Ты что-нибудь вспомнила?
Я поднимаю на него свои невидящие глаза, которые широко открыты.
– Лэчлэн, я вспомнила все.
Затем я прижимаюсь к нему так близко, что мои губы касаются его лба, когда я говорю. Из всего того, что я помню, одно воспоминание преобладает над пытками, болью и потерями. Одна крошечная толика надежды.
– За пределами Эдема есть жизнь.
15
– Кто здесь? – я протягиваю руку, и чьи-то пальцы сжимают ее, наверняка это Ларк. Я лежу на полу, спиной прижавшись к груди Лэчлэна.
– Я с тобой, Рауэн, – говорит Ларк.
– И я, – вторит ей Эш.
– Я ничего не вижу! – и хотя мне удается удержаться от крика, я не могу скрыть, что сейчас на грани истерики. Лэчлэн прижимает меня сильнее, и я чувствую, как его щека касается моих волос. Паника отступает – но ненадолго.
– Все прошло не так гладко, как я рассчитывала, – слышу я голос Флейм, невыразительный и циничный, как всегда. – Твои глаза и нервы реагировали не совсем так, как я ожидала.
Мне кажется, она разочарована в собственных способностях, но преподносит это так, словно виноваты во всем мои глаза. Уж извините.
– Но ты… вспомнила? – с надеждой спрашивает Ларк, затаив дыхание.