Элизабет Финч [litres]

Разумеется, никакого электронного адреса. Я вспомнил, как Э. Ф. сравнивала интернет с железными дорогами. Заманчивое ощущение удобства, которое не приносит никакой нравственной пользы. Так что Анне я написал старомодное письмо: в самом деле, ни с того ни с сего – просто увидел ее имя в адресной книжке Э. Ф. (пусть понимает, как хочет), собираюсь посетить Амстердам, могу заехать в Алкмар поездом или автобусом. Пообедаем, посмотрим картины в память об Э. Ф., купим сыров… а если не срастется, то подожду ее приезда в Лондон. Писать старался безлико. Помню, что вызывал у нее нешуточное раздражение. Она досадовала, когда подозревала меня в нахальстве или эгоизме, но в равной степени – когда усматривала во мне бесхребетность или нерешительность. В глазах Анны я, похоже, не имел внутреннего стержня, а потому не знал инстинктивных нравственных ориентиров. Вот так она трактовала мою личность. Я поставил подпись и добавил адрес электронной почты.

По своему обыкновению, Анна тянула с ответом, пока я не потерял всякую надежду. И вот наконец мейл. Можно встретиться в любой четверг сентября, в тринадцать часов у входа в Музей искусств. Никакого объяснения по поводу дня недели или конкретного часа. Никакого «буду рада встрече». Либо да, либо нет, сейчас или никогда. Я, в свой черед, решил ее помурыжить и выбрал последний четверг месяца.

Из Лондона в Амстердам через Брюссель. Мне всегда нравились долгие путешествия по железной дороге. Люблю заранее планировать, что захватить с собой из еды, какую книжку взять в поезд. И в этот раз, как мне казалось, с книжкой я не просчитался.

Изучение посмертной славы Юлиана я почти забросил, дойдя до периода новейшей истории, когда Отступник стал восприниматься не как пробный камень всеобъемлющих вопросов культуры, а скорее как объект личного отклика. Хотя, честно говоря, мне уже сделалось невмоготу вновь и вновь перелопачивать груды знакомого материала. Так что биография Юлиана, написанная в 1975 году Робертом Браунингом, решительно избавила меня от обращения к роману Дмитрия Мережковского («изложенный высокопарным языком и путано выстроенный… не добавляет ничего нового к нашему пониманию личности Юлиана»), а также от чтения «гигантской трагедии» Клеона Рангависа (полторы тысячи прозаических строк и девять тысяч стихотворных), «слишком громоздкой для театральной постановки и тяжелой для чтения, написанной на бескомпромиссно классическом греческом языке». Я с интересом узнал, что Отступник стал героем двух опер: одну (1928) сочинил австрийский композитор и дирижер Феликс Вайнгартнер, а другую – композитор из России Лазарь Саминский (написана в тридцатые годы, но опубликована только в 1959-м). Впрочем, я не слишком огорчился, когда выяснил, что ни одна из них не выпускалась студиями звукозаписи и уж тем более не ставилась на сцене.

И все же порой я едва ли не с ностальгией просматривал список, который сам же назвал библиографией еще не прочитанного. Так я наткнулся на «Изменение» – книгу Мишеля Бютора, видного представителя жанра нового романа. Как подсказывает заглавие английского перевода этого произведения, «Смена колеи», дело происходит в поезде – точнее, в нескольких поездах. Не на маршруте Лондон – Амстердам – это было бы слишком, – а на маршруте Париж – Рим и обратно. В центре повествования Леон Дельмон, директор фирмы по производству пишущих машинок, который разрывается в географическом и эмоциональном смысле между женой и семьей в Париже и любовницей в Риме. Роман состоит из воспоминаний и предчувствий Дельмона, из фантазий и сомнений, которые посещают его, пока он сидит в поездах, курсирующих между двумя городами. Следует также добавить, что роман написан во втором лице; у некоторых это вызывает раздражение.

Для юлианологов начало у книги весьма многообещающее.

С. 14. Поезд отбывает из Парижа рано утром; герой смотрит в окно на «пустынные тротуары, витрины запертых магазинов… церковь Сорбонны и… руины, именуемые термами Юлиана Отступника, хотя, вероятно, термы были выстроены еще до рождения этого императора». И правда, мой старый путеводитель Бедекера подтверждает, что это остатки дворца, построенного между 292 и 306 годами императором Констанцием Хлором, и что именно там «солдаты провозгласили Юлиана своим императором в 360 году».

С. 61. Рассказчик вспоминает, что ему приходилось ходить «словно какому-нибудь туристу, пешком, не торопясь, прогуливаться по бульвару Сен-Жермен»… и затем мимо «стен из камня и кирпича, оставшихся от терм, в которых бывал Юлиан Отступник, – единственного осколка его „любезной Лютеции“, – впрочем, одного этого факта вполне достаточно, чтобы навсегда связать его имя с этими руинами».

С. 81. Действие накаляется. Рассказчик теперь уезжает из Рима в Париж. «Ты устроился в своем купе… и погрузился в чтение посланий Юлиана Отступника».