Элизабет Тейлор

«Каждый из них был щедрой натурой, однако Дик Хенли говорил, что тем ближе вы находитесь к Элизабет, тем меньше вам достанется. Если вы ей — совершенно посторонний человек, ну, скажем, случайный знакомый, то не исключительно, что вам обломится норковая шуба или же какое-нибудь по-настоящему дорогое украшение».

Миссис Харви Оркин вспоминала, как впервые встретила Элизабет, и та предложила ей шубу. «Она сказала мне, что ей подарили прекрасную норковую шубу с капюшоном, но у нее и без того много шуб, так что еще одна ей просто ни к чему, ну а поскольку у меня своей шубы нет, то не надо стесняться. Я тогда отказалась, а жаль. А еще она предложила мне, чтобы меня причесывал Александр, ее парижский парикмахер».

Элизабет любила делать пожертвования не официальным организациям, а, скорее, конкретным людям, своим друзьям, которые, например, нуждались в дорогостоящем лечении. Когда в Риме серьезно заболела жена Боба Уилсона, костюмера Ричарда, Элизабет распорядилась, чтобы ей была оказана самая лучшая медицинская помощь, а позднее выхлопотала для нее место в пресвитерианском госпитале «Коламбия» и заплатила за весь курс лечения. Она также заплатила за десять билетов первого класса, чтобы миссис Уилсон смогла совершить перелет из Рима в Нью-Йорк с наибольшим комфортом.

«Самый верный ключик к сердцам Бертонов — это несчастье, — заметил как-то режиссер Питер Гленвилл. — Во время съемок «Бекета» у меня был ассистент. Так вот, в один прекрасный день его навестила жена с ребенком. Мальчик был от рождения калекой. Когда Элизабет — а она, как обычно, находилась на съемочной площадке, наблюдая за тем, как играет Ричард, — заметила ребенка, то не удержалась и полюбопытствовала, отчего он хромает. По секрету от посторонних она договорилась встретиться с его матерью на следующий день в Лондоне. Элизабет отвезла их прямо в Оксфорд. В конечном итоге один из лучших английских хирургов произвел на конечности ребенка крайне сложную операцию, можно сказать, поставил его на ноги. Все расходы Элизабет взяла на себя, даже словом не обмолвившись об этом. Я узнал обо всем позднее от моего ассистента».

И, тем не менее, та же самая женщина, которая собирала тысячи долларов в поддержку Израиля и раздавала случайным знакомым норковые шубы, а также оплачивала друзьям дорогостоящие операции, — та же самая женщина ожидала и для себя от других дорогих подношений.

«Она постоянно пыталась «расколоть» Эрни Лемана на дорогой подарок, — вспоминает один из участников съемочной группы «Вирджинии Вульф», — она нарочно выставляла напоказ бриллианты, подаренные ей Марти Рансохофером во время съемок «Кулика», приговаривая при этом: «Эрни, ты только взгляни, что мне подарил Марти. Ну разве не прелесть?» Она пришла в бешенство, когда Джек Уорнер отказался подарить ей брошь за восемьдесят тысяч, которая так приглянулась ей».

К тому времени, как фильм «Кто боится Вирджинии Вульф» вышел в прокат в июне 1966 года, он успел стать самой дорогой черно-белой кинокартиной. Затраты на его съемки составили семь с половиной миллионов долларов. Кроме того, эта лента стала самой шокирующей — ибо буквально все называлось в ней своими именами, — а значит, не оставила камня на камне от предписаний «морального Кодекса» тридцатишестилетней давности. Во избежание неприятностей со стороны католической церкви с ее жесткой цензурой, Джек Уорнер дал указание прокатчикам пропускать несовершеннолетних вкинозал только в сопровождении взрослых. Каково же было его удивление, когда католики не стали требовать изъятия ни единого эпизода. С экрана было позволено пролиться целому потоку богохульств, и для Голливуда наступила новая эра.

«Это значит, что мы наконец-то принимаем в наших фильмах тот современный язык, которым мы пользуемся в повседневной жизни», — заявил кто-то из кинобоссов.

Одержав верх над цензорами, эта полная противоречий картина стала главным претендентом на награду киноакадемии. Элизабет осыпали похвалами за «лучшую игру за всю ее кинокарьеру», а Майк Николс удостоился лестных отзывов за участие в создании фильма. Однако именно Ричард, создавший убедительный образ затюканного мужа, удостоился наивысших почестей, а его работа в фильме была названа «учебником для каждого верного своей профессии актера».

«Чего не хватает Элизабет, так это героического бертоновского спокойствия, — писала газета «Виллидж Войс». — Особенно в те редкие моменты, когда от нее требуется слушать и реагировать, то есть в те минуты, когда актер держит экзамен за звание профессионала. Но именно в эти моменты угрюмое выражение ее лица меняется. На смену угрюмости приходит опустошенность. Лицо Бертона начинает буквально светиться. По его прекрасному, хотя и отмеченному печатью прожитых лет лицу пробегает только ему понятная усмешка. Без Бертона фильм превратился бы в невыносимо скучный спектакль».