Элизабет Тейлор

«Кроме того, она требовала для себя стол и обслуживание по первому классу», — рассказывал Фео. По его прикидкам, ее ежедневный счет за еду равнялся ста пятидесяти долларам плюс еще четыреста пятьдесят долларов в неделю за напитки. «Она также настаивала на соблюдении формальностей этикета. Стол — даже в спальной комнате — полагалось накрывать так, чтобы справа от каждой тарелки ставились все четыре фужера. Один для белого вина, один для красного, один для шампанского и четвертый для воды.

Почти каждый вечер, за несколько минут до обеда, она заглядывала в столовую, чтобы посмотреть, правильно ли накрыт стол.

Итальянские камердинеры недоумевали по поводу пристрастия Элизабет к тому, чтобы все было в тон - цветы, мундштуки для сигарет, спички, свечи, салфетки — ее вечернему платью. Это преувеличенное. пине внимание к мелочам резко контрастировало с теми распоряжениями, которые она отдавала во время обеда.

«Мне запомнился один обед. Эдди сидел и курил сигары «Ромео и Джульетта», а Элизабет отдавала распоряжение официанту-итальянцу, не знавшего ни слова по-английски. Одарив его нежнейшей улыбкой, она произнесла: «Будь добр, передай мне этот задолбанный ростбиф». Услышав, что она обратилась к нему, официант бросился к ней со своим серебряным подносом, со словами: «Слушаюсь, мадам! Слушаюсь, мадам!» Бедняга знал по-английски лишь два этих слова. Лиз улыбнулась ему и сказала: «О'кей, болван, а теперь передай мне вон тот задолбанный горошек». — «Слушаюсь, мадам! Слушаюсь, мадам!» Лиз искренне полагала, что это ужасно смешно, тем более что Джо Манкевич сотрясался от смеха — по его мнению, это была в высшей степени остроумная шутка!

В первый вечер, получив приглашение на обед, Ричард и Сибил Бертоны приехали к Элизабет, Знаменитый валлиец направился прямиком в гостиную к книжному шкафу, чтобы взглянуть на три десятка книг, переплетенных в лавандового цвета кожу, — тех самых, которые Эдди преподнес Элизабет в годовщину их свадьбы. Эдди подробно рассказал ему о подарке, пока Бертон в задумчивости перелистывал страницы — было видно, что они произвели на него впечатление.

«Ричард сказал, что это в высшей степени красивый жест с его стороны, — вспоминал один из гостей. — По его мнению, подобный подарок — не что иное, как самое яркое проявление щедрости.

Этот комплимент, исходящий из уст такого эрудита, как Ричард Бертон, был для Эдди словно бальзам на душу».

Позднее тем же вечером Бертон, накачавшись шампанским, принялся зычным голосом цитиропап. Шекспира, Эдди и Элизабет, затаив дыхание, слушали его сочный баритон, в то время как остальные пр сутствующие за столом, кто уже не раз становился свидетелем подобных пьяных монологов, откровенно зевали. Наконец, кто-то из гостей, кому надоело слушать эти хмельные речи, крикнул Бертону:

«Ради бога, Ричард, утихомирься и посиди спокойно! Хватит строить из себя идиота!»

Затем гость повернулся к сидевшему рядом с ним представителю студии «XX век- Фокс» и сказал:

«Эти чертовы актеры! Если не дать им заключительной реплики, сами они ни за что не догадаются, когда им уйти со сцены!»

На этих вечеринках Эдди Фишер, который сам пил только кока-колу, пытался проследить, чтобы Элизабет не злоупотребляла спиртным. Он также вел счет числу выкуренных ею сигарет и следил за ее диетой, однако больше всего его беспокоило пристрастие Элизабет к крепким напиткам. Эдди пристально следил за тем, чтобы на приемах после пятого выпитого бокала ей больше не наливали вина.

Однако усилия Эдди удержать жену от чрезмерных возлияний терпели крах всякий раз, когда супруги обедали вне дома, и Элизабет сидела рядом с Бертоном, который сам был не дурак выпить. Хитрый валлиец исподтишка наполнял ей стакан, а сам в то время отвлекал ее мужа, чтобы тот ничего не заметил. Когда же Эдди пытался пораньше увести Элизабет домой с вечеринки, та умоляла его, чтобы им остаться чуть-чуть подольше. Бертон тоже принимался его уговаривать, а сам тем временем быстро подлипал в бокал Элизабет.

«По-моему, — заметила как-то раз Элизабет, — я просто влюбилась в этого мужика».

«То была часть его тактики соблазнения», — рассказывал один из свидетелей тех событий.

Несмотря на угреватое лицо, женщины находили Бертона неотразимым. Это был мужественный тип, физически сильный и широкоплечий, однако одновременно в нем было нечто от неприкаянного сироты.

«Он наделен редкостным даром — любая женщина, находясь рядом с ним, испытывает такое ощущение, будто она — единственная для него в целом мире... Это ли не блаженство?» — вспоминала Ли Ремик.

«Я была до безумия влюблена в него, по меньшей мере, целых четыре дня, — призналась как-то раз Тэм-ми Граймз. — Рядом с ним даже дурнушка чувствует себя красавицей».

Актер Фредрик Марч говорил, что у Бертона «особый нюх на женщин». По его словам, «Бертон, если я не ошибаюсь, упустил их лишь не более полдюжины».

«По-моему, он просто родился таким — кокеткой в брюках», — соглашался с ним продюсер Фрэнк Росс.

Бертон не отрицал своей пресловутой притягательности, хотя при случае шутливо отмахивался: