Элизабет Тейлор

Я был в полном отчаянии. Первым делом я поехал в «Дорчестер» и дождался там возвращения Ричарда и Элизабет, чтобы попробовать поговорить с ними. Они вернулись где-то около половины шестого вечера, и мы втроем расположились прямо в вестибюле. Это был самый разгар туристического сезона, и на нас со всех сторон глазели сотни людей.

Ричард заказал вина, Элизабет последовала его примеру, и так они все пили и пили до бесконечности. Наконец Ричард все-таки согласился выступать в шоу Эда Салливана. А затем принялся цитирован, своего любимого Дилана Томаса и другие стихи.

Неожиданно — никто даже глазом не успел моргнуть — его вырвало. Он в буквальном смысле облевал самого себя, весь диван, весь кофейный столик, а сотни туристов застыли в ужасе, глядя на нас. Элизабет тотчас вскочила, подошла к нему и приложила руку ко лбу:

«Ах ты, мой миленький, — громко произнесла она. — По-моему, у тебя температура. Ты еще не выздоровел после гриппа».

Ричард, должно быть, чувствовал себя отвратительно и сидел не шевелясь. Он ни произнес ни слова. Все вокруг было заблевано, и вовсю уже суетились официанты с тряпками, потому что вонь стояла невыносимая. И в этот самый момент сквозь вращающуюся дверь вошел Отто Премингер. Он понятия не имел, что тут только что произошло, но заметил, что что-то не так. Затем он заметил Бертонов и подошел к ним, чтобы поздороваться. И как только он оказался у столика и открыл рот, чтобы что-то сказать, Бертон, который чувствовал себя круглым идиотом, потому что его застали в таком виде, заорал на него: «Может, ты все-таки уберешься отсюда! Катись себе к такой-то матери!» Не проронив ни слова, Отто развернулся и вышел вон.

Решив, что мне удалось договориться с ними об интервью для Салливана, я проводил Ричарда и Элизабет до лифта, сказав, что еще переговорю с ними попозже. На следующий день мне позвонил режиссер Питер Гленвилл: «Ты бы лучше приехал туда до обеда. За Ричардом нужен глаз да глаз, — сказал он. — Они с Питером отправятся на обед вместе и новерняка хорошенько налижутся, да так, что ты сам будешь не рад». Поэтому я был вынужден что-то наплести ему, сказав, что Ричард должен быть в полдень, уже на студии для интервью. Там его уже поджидал Эд Салливан. Мы прождали с ним несколько часов, однако к трем часам пополудни о Бертоне все еще не было ни слуху ни духу. Половина четвертого - Бертона как не было, так и нет. Пробило четыре — та же история — Ричарда нет и в помине.

Наконец, где-то около пяти звонит Элизабет: «Мы здесь, — говорит она. — В гримерной у Ричарда».

Я вошел к нему и обнаружил, что оба пьяны в стельку. Ричард упился до того, что натягивал лосины прямо на брюки, а Элизабет, решив, что ничего смешнее она еще не видела, хохотала, как безумная. Бедняга Салливан понимал, что оказался в дурацком положении, не зная, что ему делать. Однако решил, несмотря ни на что, начать интервью. Повернувшись к Ричарду, он предельно вежливо, с искренней улыбкой, спросил: «Насколько я понимаю, вы работаете вместе с Питером О'Тулом впервые?»

На что Ричард заплетающимся языком отвечал: «Да, в первый, и, мать его так, в последний раз».

Питер, который в тот момент был трезв как стеклышко, был задет за живое, но не знал, что ему на это ответить. Мы еще около пятнадцати минут продолжали снимать, но затем, видя, что все бесполезно, махнули рукой. Все равно этот эпизод нельзя было никуда вставить. Его даже невозможно было при монтаже разделить так, чтобы никто не понял, что Бертон пьян.

Если не считать того времени, когда Ричард потихоньку отлучался навестить семью, они с Элизабет были неразлучны. И все равно, он никак не мог заставить себя просить у жены согласия на развод. Сибил же, хотя и чувствовала себя оплеванной из-за этой откровенной измены, также была не в силах первой начать разговор на эту столь болезненную тему, поскольку отчаянно хотела во что бы то ни стало сохранить семью.

«Я никогда не допущу, чтобы отец моих детей стал пятым мужем Элизабет Тейлор, — заявила она. — Он у меня, словно договором ленд-лиза, связан по рукам и ногам. И я не намерена перерезать этот поводок. Когда же, наконец, я заставлю его вернуться ко мне, то стану на два миллиона богаче».