Элизабет Тейлор

«Мы с ним мило поговорили, и он показался мне симпатичным парнем».

Наконец, стремясь развеять последние сомнения публики, Элизабет объявила, что намерена продать знаменитый бриллиант «Картье-Бертон», подаренный ей в 1969 году бывшим мужем, заплатившим за камень более миллиона долларов.

После года, проведенного в самой гуще событий неофициальной политической кампании по штату Вирджиния, 6 января 1978 года Джон Уорнер официально выставил свою кандидатуру в Сенат, присоединившись к команде из семи республиканцев и четырех демократов. Уорнер развернул мощную предвыборную кампанию, и в результате его прославленной супруге ничего не оставалось, как бросать на сельских ярмарках резиновые мячи через подвешенные унитазные сиденья или же, спотыкаясь на высоченных каблуках, в захолустных городках раздавать значки с подписью «Уорнера в Сенат».

«Мне просто хочется помочь мужу, — заявила она. — Я делаю то, что на моем месте стала бы делать любая женщина».

В дополнение к их рейду по Вирджинии, Уорнеры не забывали и о светской жизни Вашингтона, участвуя буквально в каждом благотворительном мероприятии, предлагая себя, свой дом и свое гостеприимство для проведения благотворительных акций. Среди организаций, воспользовавшихся их услугами, оказалась даже Конкорановская художественная галерея, проводившая сбор средств — ее организаторы согласились продать приглашения на званый обед под председательством Элизабет в ее джорджтаунском доме. Честь присутствовать на этом обеде досталась за 500 долларов трем супружеским парам, которые позднее признались, что выложили бы за подобное событие в десять раз больше.

«Это был самый восхитительный вечер за всю мою жизнь», — признался один из мужчин. «Я не забуду его до конца дней», — вторила ему супруга.

Накануне им позвонила Сэм Чен — она сказала будущим гостям, что им надеть, попросила прибыть на коктейль без опозданий, строго к семи часам, предупредила, чтобы они не брали с собой фотоаппаратов. Посовещавшись, шестеро счастливчиков решили заранее послать своей знаменитой хозяйке роскошный букет сирени.

«Мы истратили на цветы семьдесят пять долларов и затем весь вечер оглядывались по сторонам, стараясь отыскать взглядом наш букет, — вспоминала одна из женщин. — Наконец мы набрались смелости и спросили. Элизабет ужасно растерялась, потому что не могла сказать, где же эти цветы».

Хозяйка дома открыла им дверь, облаченная в один из знаменитых красных хальстоновских кафтанов, в тон красным обоям ее гостиной.

«Можете называть меня просто Элизабет», — сказала она гостям, щеголяя шикарным колье, которое, по словам одного из гостей, состояло из огромных желтых бриллиантов и аметистов размером с кулак. Серьги в тон колье были столь тяжелы, что когда Элизабет повернула голову, одна из них свалилась на пол, а ее обладательница испуганно вскрикнула:

«Не двигаться. Стойте на месте. Вы можете на нее наступить!»

«Мы начали с напитков, хотя в том не было особой нужды, — вспоминала одна из женщин. — Мы все ужасно нервничали и поэтому заранее пропустили по рюмочке. Элизабет, судя по всему, тоже успела выпить, и к нашему прибытию чувствовала себя спокойно. Официанты то и дело подносили ей стаканы «Джека Даниелса», и она ни разу не попросила ничего другого. В тот вечер она была затянута в медицинский корсет и опиралась на палку. Я помню, что когда нас пригласили к столу, ей пришлось помогать подняться с дивана... «Меня скосил артрит», — поясняла она».

Джон Уорнер то и дело заскакивал на кухню, чтобы убедиться, все ли в порядке, в то время как три приглашенные пары с замиранием сердца слушали рассказ Элизабет о ее многочисленных операциях. Одна из женщин поинтересовалась ее отношениями с Монтгомери Клифтом. Элизабет тотчас омрачилась.

«Мы с ним были чрезвычайно близки, — запинаясь, произнесла она. — Я была с ним в ту ночь, когда случилась эта ужасная авария, и он получил тяжелые травмы. Я ехала вместе с ним в карете скорой помощи, держа на коленях его окровавленную голову. Мы были очень... очень близки... так близки, что...»

Видя, что она вот-вот расплачется, кто-то из мужчин поспешил изменить тему разговора.

«Сами того не зная, мы затронули весьма болезненную тему, — рассказывал он позднее. — Даже при одном упоминании имени Клифта она начинала ужасно нервничать и была готова разрыдаться».

В этот момент в гостиную вернулся Джон Уорнер, и мужчины, все из них преуспевавшие в финансовом и профессиональном отношении, поинтересовались, как идет его политическая кампания. «Когда мы спросили его об успехах в Вирджинии, Джон, вместо того чтобы отвечать на наш вопрос, свысока указал на стеклянный кофейный столик, весь уставленный целой коллекцией зажигалок, и пояснил: «Присмотритесь получше. Эту подарил мне Хрущев, а вот эту — Джон Кеннеди».