Элизабет Тейлор

«Он держался высокомерно, словно оказывая нам снисхождение — было видно, что мы на него наводим скуку, — вспоминал кто-то из приглашенных. — Весь его вид как будто говорил: «Кто эти людишки и почему они не желают оставить нас в покое?» Но зато «Можете называть меня просто Элизабет» было ни с чем не сравнимо — в этих словах было столько дружеского тепла и чувства юмора. Элизабет сумела быстро расположить нас к себе. Одной из причин, почему она мне так понравилась, стало то, что, когда мы сели к столу, она поглощала еду с завидным аппетитом и даже попросила вторую порцию. Джон то и дело поднимался из-за стола и выбегал в кухню или же в винный погреб, которым, судя по всему, он ужасно гордился».

Каждый раз, как он выходил из комнаты, Элизабет начинила болтать о ком-нибудь из своих предыдущих мужей. Она очень тепло отзывалась о Майкле Уайлдинге и Ричарде Бертоне, которого называла просто «Бертон». По ее словам, она никогда серьезно не считала себя актрисой, пока не погиб Майк Тодд. «До этого я плохо понимала, что, собственно, я делаю на экране, — призналась она. — Я просто осушалась собой. Но когда Майка не стало, я осталась одна с маленькой дочкой на руках и должна была воспитывать двух сыновей. Мне пришлось много работать. Мне надо было закончить картину, и именно тогда я научилась играть, ведь это нечто такое, что редко дается само собой. Я была настолько сломлена горем, что мне не хотелось выходить на работу, но я переборола себя. Я играла Мэгги-кошку, и это помогло мне преодолеть душевные муки».

«Скажите, а в гостиной мы случайно видели не ваш «Оскар»?

«Да, — подтвердила Элизабет, — но я получила его за «Баттерфилд-8». Есть еще другой, за фильм «Кто боится Вирджинии Вульф?», но он находится на ферме».

«Ой, а я помню «Баттерфилд-8», — обрадовался кто-то из мужчин. — Он мне тогда ужасно понравился, но я что-то не могу припомнить, кто был в нем вашим партнером». И тут подала голос его жена: «А я помню! Это был Эдди Фишер!»

На несколько секунд в комнате воцарилась гробовая тишина. Элизабет оттолкнула от стола стул, вскочила на ноги и завопила: «Убирайтесь! Убирайтесь прочь! Живо убирайтесь из моего дома! Я не позволю, чтобы в моем присутствии упоминали это имя! Я этого не допущу!»

Несчастная женщина была готова провалиться сквозь землю и спрятала взгляд в блюде посыпанного петрушкой картофеля. «О господи, я не хотела, — заикалась она. — Мне, право, ужасно неловко». Ее муж тотчас пришел ей на помощь — чтобы как-то исправить ситуацию, он принялся расспрашивать Элизабет о ее детях, расхваливал ее симпатичный наряд и вкусные угощения, лишь бы только отвлечь ее от болезненной темы. Все вокруг тоже засуетились, принялись похлопывать Элизабет по плечу, и постепенно она успокоилась.

«Это быстро нас всех отрезвило, — рассказывал один из гостей. — И впервые за весь вечер я испытал искреннее облегчение, когда в комнату вернулся Джек Уорнер».

После десерта и кофе кандидат резко объявил, что обед стоимостью в пятьсот долларов окончен.

«Мне искренне жаль, — заявил он, — но завтра в семь тридцать мы должны начать кампанию в Южной Вирджинии, и поэтому теперь мне необходимо уложить жену в постель».

«Завтра нам надо ехать на юг и давиться там сэндвичами с арахисовым маслом», — призналась Элизабет, имитируя ужасающий южный акцент.

«Джону не понравилось, что она с издевкой отзывается об общении с местными жителями, но Элизабет заявила: «Говорю, что хочу!», — вспоминал один из гостей. — Она вела себя как капризная девчонка перед милым папочкой. И тут я вспомнил, что за обедом отпустил одно неудачное замечание насчет того, что южане — медлительные недотепы. Поэтому, перед тем как уходить, извинился перед Джоном, но он льстиво заверил меня, что все в порядке, и я даже не нашелся с ответом. Он похлопал меня по плечу и елейным голосом произнес: «Ах, все прекрасно, милейший, все прекрасно. Я не принял сказанное вами в свой адрес и хочу, чтобы вы это знали. У вас есть право открыто выражать свое мнение, и я ни в коей мере не намерен ограничивать вашу свободу на собственное мнение и никогда не стану использовать ее против вас».

В тот вечер три приглашенные супружеские пары разъезжались по домам, сойдясь во мнении, что было бы куда лучше, если бы в Сенат баллотировалась Элизабет Тейлор, а не ее муж.

«Ума не приложу, что она в нем нашла», — заметил один из мужчин.

«По сравнению с ним Эдди Фишер просто душка», — добавила его жена.