Елизавета Алексеевна: Тихая императрица

Павел так изменился со времени их давней свадьбы: из трепетного и нежного мужа и отца он превратился в угрюмого тирана, не щадившего ни её лет, ни её преданности и бесконечной привязанности.

А теперь, когда появилась эта шаловливая и развязная девчонка, молоденькая княгиня Гагарина, и вовсе не услышала Мария Фёдоровна за все последние годы ни одного ласкового слова, ни одного комплимента, которыми Павел любил осыпать её в первые годы совместной жизни.

Она мучительно раздумывала о том, что с ней будет, беспокоилась о сыновьях, горько вспоминала слова мужа, что последние два сына, Николай и Михаил, будто бы не от него, а от её секретаря, ругала императора про себя грубыми немецкими словами, но сердце её замирало и замирало в тревожном ожидании.

Чем же она виновата, что из тоненькой нежной принцессы превратилась в толстую старую немку? Разве не она принесла Павлу десятерых детей, девять из которых остались живы и выросли, превратившись в великолепных принцев и принцесс? Она гордилась своими детьми, но видела, что свою угрюмость и подозрительность Павел перенёс и на старших сыновей, в которых она не чаяла души. Даже в пустомеле и разбойнике Константине видела она то, что хотела видеть: всей душой привязан к ней, матери, любит её и всё для неё сделает.

И Александр, замкнутый, скрытный, но вежливый, ласковый, служил ей опорой и защитой. Если бы, конечно, не его жена, слишком уж умная и образованная Елизавета, свысока глядевшая на все наряды и уборы Марии Фёдоровны, подмечавшая все её ошибки в русских словах. А она так и не научилась говорить по-русски, у неё была другая задача — принести русскому престолу наследников. Она блестяще сделала это.

А вот Елизавета всё ещё не имеет ребёнка — ни одного.

И снова вспоминала Мария Фёдоровна историю с Адамом Чарторыйским — она и теперь была уверена, что девочка родилась от него, хоть ей и доказали, что князя Адама в то время в Петербурге не было. Доказали, а у неё всё равно сидела в голове мысль, что невестка не верна Александру, она обманывает его, пачкает семью. И словно сговорилась она с другой невесткой — Анной, женой Константина: они постоянно вместе, что-то говорят, о чём-то шепчутся.

Мария Фёдоровна подозревала, что не иначе как о любовных шашнях, — вдвоём легче укрыться от всевидящих глаз двора, в противном случае какие могут быть разговоры у этих вертушек.

Снова и снова её думы возвращались к императору — он сам короновал её, она императрица, но почему-то не испытывает теперь того подъёма духа, что был у неё в Москве, на коронации.

И что с того, что все перед нею лебезят, что каждый подъезжает к ней с одной только целью — выпросить тёпленькое местечко, выпросить милости...

Теперь она не может даже позволить себе раздавать своим верным слугам крестьянишек: изволь спрашивать на это согласия императора, — и что теперь будет с ней, императрицей, когда сердцем и умом Павла завладела эта лукавая девчонка, княгиня Гагарина?

Вначале, когда она пыталась упрекать его за эту страсть, он обиженно отвечал, что испытывает к княгине всего лишь платонические чувства, что она просто забавна. Теперь он не говорит о ней ничего, сразу обрывает такие разговоры, едва она заводит речь о Гагариной.

Нелидова была пусть и дурна лицом, да умна, и они даже подружились, хотя та вертела императором как хотела. А эта вежливо улыбается, но вот, поди ж ты, живёт под спальней императора, и он каждый вечер перед сном проводит у неё. И она, императрица, не может сказать ничего, даже упрекнуть мужа за измену.

А теперь, когда он подозревает её бог знает в чём, когда каждый обед и ужин ей приходится набираться выдержки, чтобы не заплакать от острого слова или укола взглядом, — что же будет теперь...

И когда только кончится эта несносная ночь! За окном непроглядная тьма, ничего не видно за стёклами, сколько ни смотри...

Хрустел костяшками пальцев Александр. Он так и не ложился, как ни убеждала его Елизавета хоть на немного прилечь и отдохнуть.

— Сегодня, сегодня, — твердил он.

Александр подходил к Елизавете, садился на канапе, где она, тоже не раздеваясь, сидела, подсаживался, прикасался слегка рукой к её плечу, и она ласково говорила ему:

— Успокойся, ты всё сделал правильно. Всё будет хорошо, вот увидишь, ты же сам сказал, что граф Пален честным словом поручился тебе, что с отцом не сделают ничего плохого. Он подпишет отречение, ты взойдёшь на престол, и Россия благословит тебя...

Но Александр снова поднимался, бродил из угла в угол, нервно хрустел костяшками пальцев и напряжённо прислушивался к каждому звуку во дворце.

Всё было тихо...

Сколько же слов произнесла Елизавета за эту ночь, чтобы успокоить Александра. Все его сетования казались ей ненужными в такую минуту, ничтожными и пустыми. Очень уж много говорил он о том, чтобы не обидели отца лишним словом, чтобы обошлись с ним достойно его сана. «Что же ты сам не принял участия в том, что заварил? — подумала Елизавета. — Сам бы проследил, сам бы оборвал всё недостойное».