Поодаль сел Михаил Илларионович с чёрной повязкой на глазу, возле фельдмаршала порхнула на высокий стул его дочь.
Послышалось звяканье ножей и вилок, ужин начался. Павел высоко поднял свою тарелку с видом Михайловского замка и громко чмокнул её в самую середину.
— Какой прекрасный сервиз, — весело сказал он, — так и хочется перецеловать все рисунки на нём. И тут же наперебой, едва лишь император выразил своё восхищение сервизом, все стали хвалить действительно великолепный сервиз.
— Мой самый счастливый день в жизни, — оглядывая всех собравшихся за столом, гудел Павел.
Он поднял соусник, сделанный в виде одной из башенок Михайловского замка, с красочным рисунком парадного подъезда и вновь поцеловал драгоценный рисунок.
— Изумительный сервиз, он так украшает стол, я не замечаю в нём ни одного изъяна, — говорил император.
— Прекрасный сервиз, — вторили ему статс-дамы, и даже Кутузов, обычно очень сдержанный в оценке вещей и предметов, сказал:
— Да, сервиз — чудо!
Павел благодарно кивнул головой старому вояке. В последнее время он сильно благоволил к герою турецкой войны и частенько приглашал его на свои куртаги[22]
и обеды.И только Александр был задумчив, серьёзен, не вымолвил ни слова в похвалу сервизу и, казалось, даже не заметил его.
Елизавета косилась на мужа. Да, сегодня трудный день, да, отец знает, что сын участвует в заговоре против него, да и сын знает, что отец готовит ему заточение в крепости. Но нельзя выдавать своё настроение, нужно быть зорким и непроницаемым.
Заметил и Павел мрачное расположение духа своего старшего сына.
— Что с тобой, Александр? — обратился он к нему, как будто желая вызвать его на откровенность. — Ты плохо себя чувствуешь?
Так и слышался Елизавете в этих словах намёк на заговор, на тревожное и напряжённое положение, создавшееся в императорском доме.
— Я немного простужен, — промямлил Александр.
«Нет, вовсе не умеет он скрывать свою тревогу, своё волнение, своё отчаяние», — подметила Елизавета. Сколько бы ни говорили об Александре, что он скрытен, замкнут, для неё он был весь как на протянутой ладони. И она замерла от вопроса императора. Всё, что угодно, могло таиться за этими вроде бы участливыми и невинными словами.
Никто не знал, что в следующее мгновение может сказать или сделать император.
— Болезнь запускать нельзя, — строго заметил отец, — надо начать лечение сразу, чтобы не запускать болезнь...
Александр ничего не ответил, лишь потупил голову и повернулся к еде, лежавшей перед ним на драгоценной тарелке.
Отец всё ещё зорко наблюдал за ним.
Александр всё ниже наклонял голову. Горло его сдавило, он резко и громко чихнул, схватил салфетку и закрыл лицо.
— За исполнение всех ваших желаний, — едко заметил император.
Елизавета вся обратилась в слух. Что последует дальше? Но император уже отвернулся и обратился ко всем сидящим за столом.
— Какой странный сон я сегодня видел, — значительно сказал он, — как будто на меня натягивали узкий парчовый кафтан. Он был таким тесным, как будто меня душили. От ужаса и стискивания я даже проснулся. Кто-нибудь знает, что это значит — видеть во сне кафтан?
Чёрные глаза Прасковьи Кутузовой сверкнули. Вот и она сможет вставить своё слово...
— Это к прибыли, ваше императорское величество! — звонко воскликнула она.
Павел насмешливо глянул на неё.
— Вам-то откуда это знать?
— Мне бабушка говорила, — снова смело ответила Прасковья.
— «Бабушка», — насмешливо и вместе с тем ласково повторил Павел, — знаете, есть пословица такая: «Бабушка надвое сказала...»
Он уткнул глаза в тарелку и принялся за еду. Все последовали примеру императора. Затихли разговоры, никто не решался что-либо произнести.
— Ваше императорское величество, — обратился Павел к жене, — что-то у вас сегодня нет аппетита...
Мария Фёдоровна действительно едва ковыряла золотой вилкой в тарелке.
— Что вы, что вы, — залепетала Мария Фёдоровна на немецком.
Она почти ничего не понимала из того, что говорилось за столом, — русским она не владела, а Павел нарочно старался изъясняться по-русски или по-французски.
— Я хорошо кушаю, — продолжила она.
— Впрочем, никто бы и не сказал, что вы страдаете отсутствием аппетита, — заявил Павел по-русски и весело оглядел стол.
Расплывшаяся Мари Фёдоровна недоумённо глядела на мужа.
Но никто не решился улыбнуться в ответ на шутку императора. Все знали, сколь злопамятна Мария Фёдоровна, как преследовала каждого за невинную шутку.
— Повар сегодня превзошёл сам себя, — опять весело произнёс Павел, — эта дичь так нежна и сочна, что я боюсь превратиться в свою жену.
И снова никто не рассмеялся в ответ.
Только Кутузов сверкнул одиноким глазом и сказал императору:
— Вам это вовсе не грозит, ваше императорское величество, у вас тонкая кость, и вы всегда будете стройны, как газель.
Павел засмеялся: ему был приятен комплимент старого служаки.
Бесшумно сновали за стульями слуги в белоснежных перчатках и затканных золотом ливреях, подавали перемену за переменой, подливали драгоценное токайское в сверкающие хрустальные рюмки и бокалы.