Елизавета Алексеевна: Тихая императрица

Эта беседа и добродушная, но коварная улыбка Палена совершенно успокоили Павла.

Вслед за запиской Александру Пален пошёл в условленное место, где и нашёл встревоженного наследника.

— Уже завтра мы должны начать, — убедительно заговорил он, — медлить нельзя ни минуты...

Александр всё ещё колебался, но отступать было уже некуда.

— Пусть это произойдёт одиннадцатого марта, в карауле будет верный мне третий батальон Семёновского полка, — угрюмо согласился он.

И Пален открыто объявил офицерам о существовании заговора.

Встретив поручика Семёновского полка Полторацкого, Александр приказал ему принять на другой день, то есть на 11 марта, «вне очереди начальствование караулом».

Весь воскресный день 10 марта прошёл в атмосфере тревоги, неуверенности, ожидания беды.

Даже тринадцатилетний Евгений Вюртембергский, совсем ещё мальчик, предназначенный в женихи царской дочери Екатерине, чувствовал это:

«Утром в воскресенье я нашёл государя не в лучшем настроении, чем вчера. Дибич (воспитатель принца. — Прим. авт.) во время военного смотра сказал мне, что государыня и оба великих князя, очевидно, в чём-то провинились перед государем. Однако Павел пожал мне руку с благоволением, как бы желая сказать: «У меня сейчас нет времени общаться с тобой, но не сочти это за меньшее к тебе расположение...»

Перед ужином состоялся французский концерт, но вся царская семья была подавлена. Особенно грустным было выражение лица супруги наследника Елизаветы, она то и дело взглядывала вместо сцены на Александра, так же бывшего в невероятно удручённом состоянии духа.

Мария Фёдоровна, казалось, ничего не понимала. Она бродила взглядом между детьми и мужем, испуганно останавливалась глазами на Павле, как будто хотела понять, какие ещё беды несёт ей муж и какие мысли бродят в его голове.

Сам Павел дикими глазами смотрел на свою семью и поджимал губы. Но всё-таки прослушал до конца хрустальное пение мадам Шевалье, хотя ни разу не захлопал.

Сразу после концерта он вскочил и направился к боковым дверям. Тут же стояла государыня. Павел подошёл к ней, скрестил руки на груди, закачался с носков на пятки, запыхтел по своему обыкновению, когда был сильно не в духе, насмешливо улыбнулся и проделал то же самое перед обоими великими князьями.

Потом он прошёл к графу Палену, шепнул ему на ухо несколько слов и зашагал к накрытому столу.

За ужином царила мёртвая тишина. Никто не проронил ни звука.

Едва Мария Фёдоровна и сыновья хотели попрощаться с императором после ужина, как он с насмешливой улыбкой оборвал их и ушёл, не сказав ни слова.

Мария Фёдоровна не выдержала напряжения и заплакала в голос. Сыновья подошли к ней, чтобы утешить. Елизавета стояла в стороне. Она знала всё и мучительно волновалась, но не смела поднять глаз, чтобы не выдать охватившую её смертельную тревогу...

С самого утра понедельника, 11 марта, Елизавета, поднявшаяся с постели ещё до света, опять находилась в страшной тревоге. Пришли от императора звать Александра и Константина.

«Что это, — думала Елизавета, — не в крепость ли их уведут, не сделает ли император чего-либо со своими сыновьями?» И лишь тогда облегчённо вздохнула, когда Александр вернулся и рассказал ей, что обер-прокурор Обольянинов по приказанию Павла водил их в домашнюю церковь и принял от них новую присягу на верность императору...

Пален, как всегда в утренние часы, поспешил с докладом к императору. Павел поднял на него глаза и спросил, всё ли в порядке и что нужно сделать ещё для большей безопасности Михайловского замка.

— Да ничего больше не требуется, — добродушно и почти весело отвечал Пален. — Разве только, ваше величество, удалите вот этих якобинцев. — Он показал на дверь.

У двери стоял караул из конногвардейцев Саблукова — единственный караул, преданный императору.

— Да стоит ещё заколотить эту дверь. — И коварный царедворец махнул рукой в сторону дверей, ведущих в опочивальню императрицы.

Немедленно были вызваны слуги, дверь заколотили, и Павел вздохнул свободнее.

Да, если явятся из покоев императрицы заговорщики, а её он считал главной пружиной заговора, пусть увидят, что дверь заколочена и никто не проникнет в его спальню-кабинет.

А с верным Саблуковым император повёл такой разговор:

— Вы якобинец?

— Да, ваше величество, — бесхитростно ответил шеф конногвардейского полка.

— Нет, не вы, а весь ваш полк? — грозно насупился император.

— Нет, полк не якобинский, — почти рассмеялся Саблуков. — Я по молодости лет сочувствовал французам, а полк верен вам и ни о каких якобинских идеях, боюсь, и не слышал.

— Чтобы завтра на рассвете полк удалился на стоянку в Царское Село. В четыре — побудка, в пять — выступать. А сегодня вас сменят другие...