Пален в ужасе бросился к Кутайсову, умоляя его поговорить с императором о нём, Палене.
Видно, кто-то что-то наговорил Павлу. Может быть, обер-прокурор Обольянинов, по чьему совету император даже привёл своих сыновей к повторной присяге, заставив их в церкви поклясться, что они не помышляют о его смерти...
Кутайсов вымолил у Павла прощение Палену. Главу заговорщиков вновь призвали во дворец.
В своих воспоминаниях он так описал разговор, который произошёл у него с императором:
«9 марта я вошёл в кабинет Павла в семь часов утра, чтобы подать ему, по обыкновению, рапорт о состоянии столицы.
Я застал его озабоченным, серьёзным. Он запирает дверь, и молча смотрит на меня в упор минуты две, и наконец говорит:
— Господин Пален, были вы здесь в 1762 году?
— Да, ваше величество.
— Так вы были здесь?
— Да, ваше величество, но что вам угодно сказать этим?
— Вы участвовали в заговоре, лишившем моего отца престола и жизни?
— Ваше величество, я был свидетелем переворота, а не действующим лицом. Я был очень молод, служил унтер-офицером в кавалергардском полку. Я ехал на лошади со своим полком, ничего не подозревая, что происходит. Но почему, ваше величество, вы задаёте мне этот вопрос?
— Почему? Да потому, что хотят повторить 1762 год.
Я затрепетал при этих словах, но тотчас же овладел собою и сказал:
— Да, ваше величество, это хотят сделать. Я это знаю и участвую в заговоре.
— Как! Вы это знаете и участвуете в заговоре? Что вы мне говорите?
— Сущую правду, ваше величество. Я участвую в нём и должен делать вид, что участвую ввиду моей должности, ибо как же иначе мог бы я узнать, что они намерены делать, если не притворюсь, что хочу способствовать их замыслам? Но не беспокойтесь, вам нечего опасаться, я держу в руках все нити заговора, и скоро вам всё будет известно. Не старайтесь проводить сравнений между вашими опасностями и опасностями, угрожавшими вашему отцу. Он был иностранец, а вы — русский, он ненавидел русских, открыто выражал презрение к ним и возбудил против себя народ. Вы же, наоборот, любите русских, уважаете и цените их и пользуетесь их любовью. Он не был коронован, а вы коронованы, он преследовал духовенство, вы же почитаете его. Он до крайности раздражил против себя гвардейские полки, вам же эти полки совершенно преданы. В его время не было никакой полиции в Петербурге, а ныне она так усовершенствована, что не делается ни шага, не говорится ни единого слова без моего ведома. Каковы бы ни были намерения императрицы, но она не обладает ни способностями, ни силой воли вашей матери. У неё взрослые дети, между тем как вашему высочеству в 1762 году было лишь семь лет.
— Всё это так, — отвечал он, — но не надо дремать.
На этом наш разговор и остановился, я тотчас же написал про него великому князю».