Елизавета Алексеевна: Тихая императрица

— Как быстро исчезает этот недостаток со временем, — притворно вздохнула Екатерина. — И ты была когда-то так молода, когда встретилась с моим сыном, а сколько уж натерпелась от него.

На глаза Марии Фёдоровны невольно навернулись слёзы. Припомнилось всё — и его тайные связи с любовницами, и ненавистная Нелидова, которой приходилось кланяться, чтобы помирила с супругом.

Но она опять промолчала. Она всё ещё не понимала, зачем затеяла всесильная императрица такой нелёгкий и нелепый разговор.

— Сын мой Павел всегда был несправедлив к тебе, не ценил тебя, хоть и осчастливил твоё лоно столькими детьми. Теперь же стал и вовсе несносен. Мрачен, нетерпелив, а падучая у него всё больше и больше укрепляется.

Мария Фёдоровна подняла голову, всё ещё не решаясь протестовать. Хоть и угрюм, и на каждом шагу попрёки и брань, и призраки в голове, и постоянная нервозность, а всё муж, всё будущий император — ведь умрёт же когда-нибудь эта сильная женщина...

— Тяжко завздыхает Россия, коли когда-нибудь на трон сядет Павел, — наконец высказала Екатерина свою мысль, — а уж тебе в первую голову будет тяжело: заведёт себе фавориток, да похуже Нелидовой, а тебя может и в монастырь отправить, как хотел сделать это со мной его отец, Пётр, царствие ему небесное.

Мария Фёдоровна насторожилась. Она и сама размышляла о такой перспективе, страшилась, но отодвигала эту мысль, боясь даже высказывать её, и вдруг с такой откровенностью выразила её императрица.

Слёзы невольно закапали из голубых, уже слегка потускневших глаз великой княгини.

— Чем я прогневила Господа, — прошептала она.

— О тебе думаю, о престоле думаю, о сынах твоих думаю, — ласково продолжила Екатерина, — ой, невмочь будет совладать с характером моего сынка всем вам.

— Что ж я могу, только молиться, просить Господа, чтобы помог, уберёг, — опять тихо прошептала Мария Фёдоровна.

— А я вперёд гляжу, на всё наше достоинство, на весь наш род, — проникновенно проговорила Екатерина. — И потому думаю, что всем будет лучше, коли вместо мужа твоего встанет на престоле сын твой старший, Александр.

Мария Фёдоровна изумлённо вскинула глаза — она никак не ожидала такого продолжения, хоть и носились при дворе разные слухи и она знала о них. Но чтобы императрица стала развивать свои планы с ней — не ждала подобной откровенности.

— Так вот, голубушка, решила я обезопасить всю нашу семью. А твой старший сын, взойдя на престол, не перестанет тебе поклоняться да угождать всем твоим прихотям. И ты не будешь зависеть от безумного мужа.

Мария Фёдоровна сидела ни жива ни мертва — понимала, что вроде бы и права императрица, а впрочем, всё равно сделает всё по-своему, — боялась противоречить, с другой же стороны — её черёд быть императрицей, а не этой тоненькой свистульке Елизавете.

Но мысли эти лишь мелькнули в её голове — она не решилась высказать их Екатерине.

— На всё воля ваша, — пискнула она.

— Да, воля моя, но только для блага России, для блага всей моей семьи, не хочу я, чтобы вся огромная моя страна была лишь прусской провинцией. Да ты и сама это понимаешь...

Мария Фёдоровна сидела, опустив голову, и слёзы капали на её пышную, полуобнажённую по тогдашней моде грудь.

— И ты на чьей же стороне будешь? — всё ещё ласковым тоном спросила Екатерина. — Небось побежишь к Павлу, да всё ему расскажешь, да начнёшь строить козни сыну своему?

— Матушка-императрица, как же вы можете сомневаться в моей любви и преданности вам? — упала к её ногам Мария Фёдоровна. — Да я никогда против вашей воли не шла, никогда не пойду, вся я в вашей власти, да язык мне обрежьте, коли слово скажу хоть кому-нибудь...

Екатерина знала цену таким словам, но всё-таки стала ещё ласковее и обняла невестку за пышные плечи.

— Встань, голубушка, — сказала она, — да слова свои хорошенько запомни...

Обливаясь слезами, Мария Фёдоровна поднялась, жалко глядя на тронутое морщинами лицо свекрови.

— Ступай, ступай, — махнула ей рукой Екатерина, — да помни слова свои, не мои.

Мария Фёдоровна вернулась в Гатчину спокойная и бледная.

Участь её была решена, но она упала на колени перед огромной иконой Богородицы и жарко молилась о спасении. Она уже давно стала богомольной по-русски, хоть и не знала ни одной молитвы на этом языке.

Она ничего не сказала Павлу, ни единой живой душе, несла этот груз одна и лишь молилась о спасении.

В тот же день Екатерина пригласила к себе Александра. Он только что вернулся с прогулки верхом, которую делал всякий раз, едва выдавалась возможность, и ещё не виделся с женой.

Как всегда, он быстрыми шагами вошёл в овальный кабинет Екатерины, и она, как всегда, залюбовалась и его быстрыми движениями, и его весёлым, разгоревшимся лицом, и его высокой, стройной фигурой и опять подумала: «Какой прекрасный будет из него император! Красив, как бог, умён, как я, умеет лавировать — политик. Чудесный будет император, вовсе не похожий на своего угрюмого и опасного отца».

— Садись, Сашенька, — ласково сказала она внуку.