Елизавета Алексеевна: Тихая императрица

Император Франц просил прислать во главу коалиции войска Суворова.

В это время и начались и к тому времени, когда в Вену прибыл волонтёром сын русского царя Константин, закончились переговоры о браке старшей дочери Павла Александрины с венгерским палатином[18] и сыном австрийского императора Франца.

Брак был заключён, Александрина уехала в Австрию. Может быть, ещё и по этой причине поддерживал Павел Австрию, где теперь в качестве невестки была его родная дочь.

Император не удивился, когда соединёнными силами коалиции — России, Австрии, Англии и Турции — призван был командовать Суворов. Хоть и был старый фельдмаршал в страшной опале — Павел считал, что Суворов может двинуть против него все войска, — но императору пришлось снять опалу с полководца и послать его в Италию, где уже расположились русские войска.

Елизавета видела Суворова несколько раз и каждый раз удивлялась его мужеству и смелости. Он ни за что не хотел признавать новых порядков Павла в армии, его буклей и косиц, прямолинейного строя и шагистики, издевался над парадами Павла, то хватаясь за живот и бормоча: «Брюхо болит», то роняя с головы новомодную треуголку, то зевая и гримасничая, а то даже позволяя себе уезжать с павловских парадов.

Тем не менее Павлу пришлось призвать Суворова: вся коалиция единодушно признавала, что лишь суворовская тактика войны оправдает себя в войне с французами.

И Суворов быстро очистил всю Италию от них!

Павел издал указ, особо отмечавший заслуги старого генералиссимуса:

«Для сохранения в памяти в предыдущих веках великих дел генерал-фельдмаршала нашего графа Суворова-Рымникского, в четыре месяца избавившего всю Италию от безбожных её завоевателей, жалуем ему знаменитое достоинство князя Российской империи с титулом Италийского. Гвардии и всем российским войскам даже в присутствии государя отдавать ему все воинские почести, подобно отдаваемым особе его императорского величества...»

Александр горько жаловался Елизавете: Константин стяжает доблесть при Суворове, отличается редкой отвагой, а ему остаётся рутина повседневности.

Константин действительно, а не только по словам фельдмаршала, отличился в эту италийскую кампанию. Он наряду с офицерами спал в палатке, месил грязь вместе с солдатами, был впереди вверенного ему войска, и даже Суворов удивлялся его безоглядной смелости.

Вовсе невесело стало Александру, когда отец то и дело попрекал его подвигами Константина. Александр молчал, лишь Елизавете высказывал он свои обиды. Что могла посоветовать ему молодая жена? Только терпеть выходки отца, не поднимать голоса, а если и протестовать, то руководствуясь разумными доводами.

Но поведение отца выводило Александра из терпения, и, хоть он и таил свои невесёлые думы, от Павла не укрывался его угнетённый вид.

Отец толковал мрачный вид старшего сына не чем иным, как соперничеством с младшим, да ещё подозрительно посматривал в сторону старшего, не забывая ни на минуту, что бабка завещала трон не ему, сыну, а внуку, и хоть отказался тогда Александр от лестного предложения, но кто знает, что за мысли теперь у него в голове...

И Павел решил противопоставить младшего старшему. Он наделил Константина титулом цесаревича...

Когда Елизавета услышала манифест о даровании Константину титула цесаревича, она старательно проанализировала поступки и деяния императора и поняла, что отец только ждёт особого случая, чтобы лишить Александра звания наследника и передать наследство младшему сыну.

Она грустно усмехалась про себя: всё тот же предмет, только бабка предпочитала сыну внука, а император захотел предпочесть младшего старшему.

Всё тот же трон, всё тот же престол. Словно собаке, кинул кость младшему — рассчитывал, что схватятся за случай, начнут грызться друг с другом, и он, Павел, сможет приструнить и того и другого обещанием трона, восстанавливая брата против брата.

Она долго говорила об этом Александру, тщательно взвешивая каждое слово, и умоляла его не поддаваться злобному чувству, не становиться в позицию, враждебную брату, быть умнее, мудрее, чище своего отца...

Александр соглашался с её доводами, и вернувшийся с войны Константин нашёл своего брата роднее и дружелюбнее, нежели тот был тогда, когда Константин уезжал в действующую армию.

Австрийцы оказались подлыми и коварными союзниками, где только могли, подставляли они ножку Суворову: не подвозили вовремя продовольствие и боеприпасы, не поставляли лошадей, показывали врагу спину при решающих сражениях, бросая на произвол судьбы русских солдат, равнодушно следили за боевыми действиями войск Суворова, не вступая в схватку до тех пор, пока не обнаруживалось явное превосходство сил.