Елизавета Алексеевна: Тихая императрица

Уверяю Вас, за исключением нескольких доверенных лиц, народ его ненавидит. Ходят слухи, что крестьяне начинают роптать. Я подробно рассказывала Вам о тех злодеяниях его в прошлом году, а нынче они удвоились, совершаясь с жестокостью на его глазах... На днях высекли офицера, отвечавшего за продовольственное обеспечение императорской кухни, только потому, что мясо к обеду оказалось неважным. Били у императора на глазах, он приказал ещё и палку выбрать покрепче.

Он приказывает посадить под арест какого-то человека, мой муж доказывает, что виновен не этот, а кто-то другой, но в ответ: «Не важно, они разберутся вместе...»

Вот Вам случаи, происходящие ежедневно, но знать их необходимо, чтобы судить об этом человеке.

Как ужасно постоянно наблюдать несправедливость, жестокость, видеть всех этих несчастных (сколько же их у него на совести), а потом делать вид, что уважаешь этого человека. Разве это не мука — склоняться в поклоне перед подобным человеком? Я как невестка выказываю ему уважение, но на самом-то деле это не так. Впрочем, ему безразлично, любят ли его, лишь бы его боялись...

Это он сказал сам. Впрочем, это его пожелание исполняется — его боятся и ненавидят во всём Петербурге. Иногда, если он захочет, может быть любезным и ласковым, но настроение его изменчиво, как флюгер!»

Прочти Павел подобное письмо, что ждало бы его невестку?!

Не доверяя официальной почте, зная, что каждое её письмо становится известным императору, тем не менее, рискуя попасть в опалу, с оказией писала она матери откровенно, может быть, не обо всём, что с нею происходит, но было достаточно ясно, что не слишком-то она счастлива в данном окружении...

Молча наблюдала она, как меняются взгляды императора на мир и войну. Право же, нельзя было найти государя непоследовательнее в своей политике. Он то приветствовал Францию, пытаясь установить с ней мирные отношения, то вдруг, из-за сильных личных симпатий и антипатий, начинал с нею войну.

Революционные войска Франции освобождали всю Европу от власти тиранов и самодержцев. В Голландии была установлена Батавская республика, в Ломбардии засияло знамя Цезальпинской республики, в Швейцарии утвердилась Гельвическая республика, а в Генуе — Лигурийская. Однако на все эти республики Павел смотрел пока сквозь пальцы — до тех пор, пока это не коснулось его лично...

Ещё в 1797 году, в самом начале своего царствования, Павел принял под своё покровительство рыцарей ордена святого Иоанна Иерусалимского, который обосновался на острове Мальта. Это были объединившиеся остатки рыцарей-крестоносцев, католиков-иезуитов, чудом дожившие до восемнадцатого века и сохранившие от своих некогда обширных земель лишь этот красный островок, где даже пошлину от приходивших кораблей брали землёй: скалистый остров не имел плодородной земли.

Иезуиты стали искать покровительства у европейских государей с тех пор, как французская революция докатилась и до острова.

Павел начал покровительствовать ордену, он даже возложил на себя звание великого магистра ордена.

Но в январе 1798 года французы заняли папскую область, провозгласив там Римскую республику, а потом по пути в Африку высадились и на Мальте.

Русскому посланнику велено было срочно покинуть остров, а любой из русских кораблей должен был быть затоплен, если появится у берегов Мальты.

Павел не мог снести этого — у него появился личный мотив противоборствовать Франции и генералу Бонапарту.

Он отдал приказ корпусу генерала Розенберга сосредоточиться у Брест-Литовска для похода на Италию. В Средиземное море была послана эскадра адмирала Ушакова, которой надлежало сотрудничать с эскадрой английского адмирала Нельсона. Они должны были с моря поддержать русские и австрийские армии, действующие против Франции.