Мария Фёдоровна показала ей, как вырезать на камне камеи — профили людей, цветы. Тонкая работа, и Елизавета с благодарностью восприняла эти уроки — она научилась делать эту работу лучше, чем свекровь, хоть и напоминала всегда, что она лишь её неловкая ученица.
Будто полное взаимопонимание установилось между этими двумя такими разными женщинами. И это взаимопонимание, эта забота свекрови позволила Елизавете обрести лёгкость в обращении со всеми.
Она стала такой, какой ей всё ещё виделась Екатерина, — приветливой, ласковой, чуткой. Интересовалась всем, что происходило при дворе, но как будто из-за стеклянной стенки — всё видит, всё понимает, но до всего ей мало дела, она вся в себе, в своих переживаниях и ощущениях.
Это было самое счастливое время в её жизни, и она так похорошела, что даже Александр удивлялся...
Её ясные голубые глаза теперь смотрели на мир вызывающе и горделиво, прозрачная кожа рук и шеи приобрела мраморный оттенок, а на бледных щеках то и дело вспыхивал яркий нежный румянец. Тонкие руки вдруг почувствовали в себе силу, походка сделалась немного развалистой, и вся она стала красивой цветущей женщиной.
Ей шёл двадцатый год...
Несколько месяцев ожидания, мучительные тревоги, первые крики удивления и восторга, едва ребёнок начал шевелиться в ней и она почувствовала неловкие толчки и слабые удары, — всё наполняло теперь её жизнь трепетом и радостью. Она станет пеленать своего младенца, она уже не будет с завистью смотреть на беременных женщин, проявит себя как полноправный, не бесплодный член императорской семьи...
Как она была счастлива, как гордилась, как старательно выставляла напоказ свой круглившийся живот, надевала облегающие платья, чтобы ещё больше подчеркнуть свою беременность!
Она знала, как мучаются и кричат от боли роженицы — недаром она присутствовала при многих таких событиях — и давала себе слово, что будет кричать лишь от радости, что у неё рождается сын.
Сколько ожиданий, сколько блаженства заключалось теперь в каждом её слове — она достойно выполняла свой долг в России, никто теперь не сможет упрекнуть её, что она плохо несёт свою службу...
Едва обращает она внимание на бесконечные жалобы мужа. Павел придирается к сыновьям всё более и более жестоко, с женой обходится, как с тюремной пленницей, открыто жалует девицу Лопухину, вызывая колкости и издевательства всех окружающих.
Но главное — страх у Александра, бесконечный страх. Чуть сделал что-то не так — обругают, изобьют, засмеют, осыплют насмешками...
А у Павла растёт недоверие. Всех начал подозревать в предательстве — жену, сыновей, даже славного Суворова...
Едва слушала Елизавета эти жалобы. Терпение давно уже стало девизом её жизни, а теперь, когда она так счастлива, ей кажется, что всё это одни пустые слова, что всё пройдёт, всё перемелется, как говорят русские, и выйдет мука...
Несколько месяцев словно под стеклянным колпаком проводит Елизавета. Вся жизнь рисуется ей в розовом свете — она ждёт дитя...
После суток мучительных, ужасных схваток 18 мая 1799 года родила Елизавета своё первое дитя.
Мария Фёдоровна не отходила от её постели уже целые сутки и, едва увидев родившегося ребёнка, разочарованно выдохнула:
— Девочка!
— Покажите, покажите, — умоляла Елизавета, еле поворачивая всю в капельках пота голову, чтобы видеть своего первого ребёнка.
Сначала увидела лишь красные, сморщенные, крошечные ступни, узелки, горошины плотно прижавшихся к ним пальчиков, потом перевела взгляд выше. Тёмная шапочка волос обрамляла бледное личико, тёмные ресницы окружали мутные ещё чёрные, нет, скорее, карие глаза.
— Вылитая Фрик, — вздохнула Елизавета.
В её памяти, словно это было вчера, встала сцена родов её матери, когда привели её, Елизавету, посмотреть на родившуюся дочь матери. Точно такие же мутные карие глаза, те же тёмные тени от длинных чёрных ресниц и тёмная шапочка волос, плотно облегающая крохотную головку Фридерики. Ей, Елизавете, тогда было всего три года, но в её памяти навсегда сохранилось обличье новорождённой Фрик.
Она закрыла глаза. Как удивительно, что это совпадение преследует её всю жизнь — до странности похожа была Александрина на свою тётку, сестру Марии Фёдоровны, первую жену императора Австрии Франца. Это и вызвало угнетение и ненависть к ней при австрийском дворе, бесконечный гнев и злобу Марии-Терезии, второй жены Франца!
А как почувствовала она, Елизавета, на себе такую же злобу и ненависть к ней самой со стороны свекрови, Марии Фёдоровны, только за то, что слишком уж была похожа на тётку, первую жену Павла — Вильгельмину, в православии Наталью Алексеевну! Не могла простить ей этого сходства Мария Фёдоровна, находила тысячу причин для недовольства невесткой.
И вот девочка, рождённая ею, вылитая Фрик, очень напоминает свою тётку, ставшую королевой Швеции.
Какие странные бывают совпадения, и не дай Бог, чтобы и её новорождённой дочери пришлось испытать то, что испытала она сама и Александрина в Венгрии, став женой Иосифа, сына императора Франца...