Елизавета I

Помимо анонимных посланий, королева сталкивалась еще и с недовольным ропотом священников, ежедневно служивших обедню при дворе. Изо дня в день они с возмущением толковали своей пастве о проклятии, которое наверняка падет на голову той, что выйдет за чужеземца и католика; к вящему удивлению многих, объект этого красноречия — королева никак не реагировала на подобные выпады. То есть не реагировала до тех пор, пока один клирик не отважился безрассудно напомнить ей о судьбе покойной Марии. Какой неисчислимый ущерб государству, громогласно восклицал он, «нанесла Мария, взяв в мужья испанца-католика! Какие несчастья навлек этот брак на Англию, когда сотни сгорели на кострах, а тысячи были изгнаны из страны за веру!» Клирик распалялся все больше и больше, обрушивая на ее величество и всех собравшихся угрозы едва ли не геенны огненной, которые наверняка должны были возбудить в Елизавете застарелую ненависть к сестре. Королеву больно задело, что кто-то осмелился затронуть ее больное место, а еще сильнее — то, что юного Алансона, человека хоть и тщеславного, но милого и обходительного, сравнили с бессердечным тираном Филиппом.

Пылая от сдерживаемого гнева, Елизавета не дождалась конца службы и покинула церковь, едва неистовый проповедник закончил свою гневную отповедь предыдущему царствованию. Он продолжал еще что-то говорить, когда Елизавета, а вслед за ней и остальные потянулись к выходу. На свидетелей эта сцена произвела сильное впечатление: такое произошло впервые.

Но одно дело — открытый ропот, другое — попытка покушения. Однажды, когда Елизавета с Симье поехали прогуляться по Темзе на королевском судне, раздался выстрел, стреляли картечью. Кто-то из команды закричал от боли и, истекая кровью, свалился на палубу — его ранило в обе руки. Матрос находился всего в нескольких футах от

Елизаветы, и никто не усомнился, что целились — с проходящего судна — в нее либо во француза.

В поднявшемся переполохе королева сорвала с шеи шарф и перевязала матроса, всячески успокаивая его и заверяя, что все будет хорошо, о нем позаботятся. Новых выстрелов не последовало, и корабль быстро отправился на стоянку.

Никому и в голову не приходило, что выстрел мог оказаться случайным (хотя на самом деле, как выяснилось, именно так и было). Нечто подобное, между прочим, омрачило пышные празднества в Кенилворте четыре года назад. Елизавета охотилась, когда буквально в нескольких дюймах от нее пролетела стрела, и охотники схватили человека с луком в руках — предполагаемого убийцу. Тогда об этом эпизоде много толковали: одни клеймили его как изменника, другие говорили, что это безобидный охотник, просто промахнулся, стреляя в оленя. Но тогда-то еще можно было гадать и сомневаться, а сейчас, когда королева готовилась затеять самую головокружительную за все годы своего царствования игру, когда со всех сторон на нее сыпались угрозы, проклятия, предупреждения о готовящихся свалиться на нее бедах, нельзя было не предполагать худшего.

В эти нелегкие месяцы первой половины 1579 года Елизавета не отвернулась от своих подданных, но начала предпринимать кое-какие меры предосторожности. Было намечено особое королевское шествие через весь город — первое после торжественной церемонии восхождения на трон. За безопасность всего предприятия, как и за официальные, а равно и неофициальные приветствия, отвечал сам лорд-мэр Лондона. Все было готово, когда накануне триумфального выезда королевы ему доставили от нее письмо. Не следует, писала она, допускать большого скопления народа, пусть граждане приветствуют ее величество малыми группами.

Через полчаса явился очередной посыльный. Пусть его светлость проследит, чтобы никто из приветствующих не был вооружен. Затем — третий. Елизавета решила не проезжать по Лондонскому мосту — собирается двигаться, как обычно, по воде.

В конце концов получилось так, что основной удар нанес ей не безымянный убийца, но один из самых приближенных королеве людей — Лестер.

Долгие годы граф вел самый беспорядочный образ жизни, о чем не говорил только ленивый. Он был последним в роду, и, как считали многие, ссылаясь на его дурную наследственность, хорошо, что последним, — и хотел сына. Не выродка, а законного наследника, рожденного в законном браке с женщиной, готовой перенести неудовольствие самой королевы. У него было много любовных связей (десятки, говорили недоброжелатели), а Дуглас Шеффилд, самая верная любовница, родила ему двоих детей, но в жены граф хотел бы взять красавицу Летицию Ноллис — троюродную сестру Елизаветы. Они и поженились тайно в 1576 году, через некоторое время после смерти мужа Летиции, но два года спустя, когда она была уже беременна от Лестера, ее отец Франсис Ноллис настоял на более официальной (хотя и тоже тайной) церемонии. Это был большой риск, ибо королеве наверняка со временем все должно было стать известно, но Ноллис не верил, что Лестер, этот известный распутник, все сделал по правилам, и хотел собственными глазами убедиться в том, что дочь обвенчана как положено.