Елизавета I Австрийская

Елизавета читает записку, вызывающую в ней тоску по родине, и пишет, в последний раз, письмо своей дочери Валерии, полное слов любви, рассказывая о поездке и замечая, что ее вес немного увеличился, она боится пополнеть и стать похожей на ее сестру — королеву Неаполя. Вслед за этим появляется генерал фон Берцевикци и передает послание генерал-адъютанта графа Паар, которому он высказал желание Елизаветы встретиться с Францем Иосифом. «Поездка из Маневерна в Каукс, — сказано в письме[556], — действительно была бы очень полезна вашему величеству, но это за пределами возможного». Паар точно рассчитал программу поездок императора на ближайшее время. — «Было бы чудесно, — продолжает он, — отправиться куда-нибудь, где хорошо и красиво, где царит мир, где можно свободно вздохнуть, но при всем уважении к вашему величеству, эта поездка не будет предпринята».

Таким образом, пропадает надежда увидеться с императором в Швейцарии. Больше всего сожалеет об этом он сам. «Как счастлив был бы я, — пишет он 9 сентября[557], — если бы мог изыскать возможность некоторое время насладиться покоем вместе с тобой или просто увидеть тебя после долгой разлуки. В одиночестве, к сожалению, я не могу и думать об этом, так как кроме тяжелых внутриполитических проблем, требующих решения, вся вторая половина сентября занята празднованием юбилея, церковным освящением и осмотром выставки…»

Грек Баркер очень симпатичен Елизавете, и она часто обсуждает с ним, во время прогулок, серьезные проблемы. Однажды, посетив монастырь капуцинов, она рассказывает ему о смерти Рудольфа, замечая, что знает наверняка — жизни после смерти нет. Потом ее вновь одолевают сомнения, и она предлагает греку взаимное обязательство: тот, кто умрет первым, обязательно должен подать какой-либо знак из небытия. 7 сентября императрица моет голову, и поэтому никуда не едет в этот день, а составляет план на следующее время. Баронесса Ротшильд предлагает императрице свою яхту для поездки в Прегнй. Елизавета полагает, что не может принять такую любезность ни от кого, кроме мужа, и уж никак от семейства Ротшильд, прислуге которых даже чаевых дать нельзя. Таким образом, предложение отклоняется. 8 сентября Елизавета проводит в небольших прогулках по близлежащим окрестностям. Посылая телеграмму своей дочери, она желает ей счастья в день именин, ее же собственное самочувствие много лучше, что случалось раньше крайне редко. Она рада поездке в Прегни, но отвергает просьбу генерала Берцевикци и графини Сцтараи не ехать в Женеву. Она сделала уступку — решила взять с собой одного мужчину, и этого достаточно.

Наступает 9 сентября. Сияющее, великолепное осеннее утро. Елизавета плохо спала и, к тому же, обеспокоена тем, что до сих пор не получила ответа на телеграмму, содержащую поздравления Валерии с ее именинами. Но чудесная природа успокаивает ее, она с восхищением смотрит на озеро, столь же синее, как и море, о котором так часто вспоминает. Елизавета уже говорит о планах предстоящей поездки на Корфу в «Ахиллеон», стоящий сейчас практически пустым, но она желает лишь посетить его, так как из него сделали неплохой отель. Состояние здоровья все еще не позволяет ей предпринять долгое зимнее путешествие. Императрица предполагает отправиться в Ниццу или Каир и остаться там. Она сегодня настроена по-доброму, и для любого человека, находящегося рядом с ней, у нее находится ласковое слово.

Переезд из Территета в Женеву длится четыре часа, императрица прогуливается по палубе, рассуждая о маленьком озорнике трех лет, которого не могут обуздать даже родители. Когда Елизавета угощает его фруктами и пирожными, он, балуясь, очень смешно благодарит ее. «Как радовалась бы Валерия, — думает императрица, — если бы могла это видеть» В одиннадцать часов дня корабль прибывает в Женеву. Там уже ждет доктор Кромар, передающий Елизавете благодарственную телеграмму Валерии.

Хозяйка, пятидесятивосьмилетняя женщина, достойно подготовила дом к визиту столь знатной дамы. В столовой стоит великолепный, покрытый скатертью стол, а на нем бесценный старый венский фарфор и чудные орхидеи. Бесконечное множество лакеев в золотых ливреях безукоризненного покроя прислуживает за столом. Елизавета находит все это прекрасным, и лишь слуги стесняют ее — нельзя сказать ни слова. Они могут рассказать кому угодно об услышанных за столом речах. Но императрица здесь в роли приглашенной и должна следовать обычаям этого дома. За одними превосходными кушаниями следуют другие, а за ними — восхитительное охлажденное шампанское. Звучит нежная, тихая мелодия, не мешающая беседе, а лишь сопровождающая ее. Под конец Елизавета пьет за здоровье хозяйки дома и передает меню[558] этого обеда графине Сцтараи, с тем чтобы она приложила его к своему докладу императору, давая заказ на «petites timbales», «mousse de volaillе» и «creme glase a la hongronise». Последнее название блюда даже дважды подчеркнуто, так как оно показалось императрице наиболее вкусным.