Елизавета и Маргарет. Частная жизнь сестер Виндзор

По приезде король дал понять влюбленной паре, что он не готов объявить об их помолвке. Филипп получил английское гражданство еще в феврале, но короля беспокоила мысль о том, что принц имел близких родственниц, состоявших в браке с нацистами. Он не высказывал своих опасений вслух, но понимал, что такой выбор вряд ли приведет в восторг измученное войной население. Его план состоял в том, чтобы Филипп, теперь просто лейтенант королевского флота Великобритании Филипп Маунтбеттен, стал частью придворного антуража, а не каким-то чужестранным пришельцем. Упор делался на поддержку прессы. Королевские советники, а также лейтенант Маунтбеттен и сам лорд Маунтбеттен общались с редакторами газет Daily Express и Sunday Express, расписывая достижения принца в Англии и его выдающееся военное прошлое. Маунтбеттен писал и встречался с различными членами парламента, включая члена партии лейбористов Тома Дриберга, подчеркивая, что Филипп в своей жизни провел всего лишь первые три месяца жизни в Греции и даже не говорил на греческом.

Эта продуманная стратегия неизбежно оттягивала срок объявления помолвки, но подготавливала благоприятную почву. Имя Филиппа, например, регулярно включалось в придворный циркуляр[9]. Отец Елизаветы довольно произвольно выбрал дату 15 июля для объявления о помолвке. Какими бы ни были родительские опасения короля и королевы, выражение лица их дочери не оставляло никаких сомнений в ее чувствах. «Она вся светилась, – отмечал друг семьи, присутствовавший на мероприятиях Недели королевских скачек в Аскоте, когда Филипп и Елизавета без устали танцевали на балу в Красной гостиной Виндзорского дворца. – Улыбка, которая раньше говорила о застенчивости, теперь выражала уверенность. Внезапно она обрела чрезвычайную женственность. Она стала более обаятельной и как-то вдруг превратилась в молодую женщину»³⁴. За время отсутствия она стала взрослой в прямом и переносном смысле.

Рядом с Филиппом Елизавета казалась «более беззащитной, но, что любопытно, менее застенчивой»³⁵. Филипп служил ей опорой, осознавала она это или нет. Незадолго до объявления помолвки друг Филиппа пошутил: «Ты выбрал не ту девушку. Маргарет куда более красива». Филипп парировал: «Ты бы так не говорил, если бы знал их. Елизавета мила и добра, совсем как ее мать»³⁶. Он занялся переделкой апартаментов невесты в Букингемском дворце. За несколько месяцев некогда бесприютный молодой человек обнаружил неожиданный талант в наведении домашнего уюта.

Ждать пришлось меньше, чем они предполагали. Когда мать Филиппа, принцессу Алису, в характерном сером монашеском платье увидели входящей в ювелирный дом Филиппа Антробуса в центре Лондона, игра закончилась. Она приходила забрать кольцо и браслет, для которых извлекла бриллианты из двух фамильных тиар. Новость быстро разлетелась, и король, смирившись со свершившимся фактом, сделал официальное заявление 9 июля, чем привел молодую пару в полный восторг. Для нации, еще не поднявшейся с колен и не оправившейся от жесткой политики затягивания поясов, объявление о помолвке стало освежающей, хотя и короткой передышкой. На следующий день немногочисленные счастливцы, которым довелось присутствовать на приеме в саду Букингемского дворца, могли лицезреть счастливую пару и то самое кольцо. Толпа разразилась приветственными криками, когда пара подошла к Чайному павильону.

При обсуждении с отцом дня свадьбы Елизавета предложила назначить дату до Рождества. Король, как обычно, медлил и хотел оттянуть срок до весны или лета 1948 года. Принцесса и слушать не хотела. Она доказывала, что они слишком долго ждали помолвки и поэтому свадьбу нельзя откладывать. На этот раз король уступил доводам дочери, и свадьбу назначили на 20 ноября.

Вполне естественно, что принц, несмотря на беззаботность и уверенность в себе, не мог не думать о последствиях женитьбы на будущей королеве. Это никоим образом не касалось его чувств к ней, но относилось к жесткому регламенту придворной жизни. Он поделился своими опасениями с кузиной Патрисией Маунтбеттен на одной из двух холостяцких вечеринок перед свадьбой: «Я не знаю, назвать ли свою настойчивость в деле заключения этого брака смелостью или глупостью»³⁷. Его кузина, понимая, что вопрос риторический, ответила: «Я совершенно уверена, что это смелый поступок». Как она позднее вспоминала, «мы понимали, что он не просто приобретает близких родственников, в придаток он получает все составляющие придворной жизни. Он очень хорошо понимал, что впереди его ждут трудности»³⁸.