Елизавета Петровна

Призвав чету, императрица советовала великому князю «быть добрым по отношению к подданным и стараться заслужить их любовь. Она убеждала его жить в дружбе и согласии с супругой, много говорила о любви своей к маленькому великому князю (будущему императору Павлу I. — Н. П.) и просила его отца в знак особой искренней признательности к ней непознобить своего ребенка. Говорят, будто великий князь обещал исполнить все это».

Похороны императрицы состоялись… В гробу лежала модница, владевшая пятнадцатью тысячами платьев. В последний путь она, хотя и с померкшей красотой, отправилась такой же нарядной, какой была при жизни. Как отметила Екатерина II, «в гробу государыня лежала, одетая в серебряной робе с кружевными рукавами», имея на голове императорскую корону, на нижнем обруче с надписью: «Благочестивейшая, самодержавнейшая, великая государыня императрица Елизавета Петровна, воцарилась 25 ноября 1741 года, скончалась 25 декабря 1761 года».

Как восприняли известие о смерти императрицы современники? Покойников принято оплакивать; но в данном случае имеется в виду не обычай, а отношение подданных к своему монарху — человеку, имевшему неограниченную власть. Здесь мы располагаем тремя свидетельствами. Одно исходило от цитированного выше француза Бретейля: «Большинство горевало в душе, питая к будущему императору не любовь, но страх и робость». Барон имел в виду не простой народ, а правящую элиту, среди которой наследник престола не пользовался популярностью. Другое запечатлел в своих воспоминаниях человек, стоявший ближе к простому люду, чем холеный дипломат, общавшийся с вельможами и придворными, — артиллерийский майор Михаил Васильевич Данилов. Он писал: «По кончине ее открылась любовь к сей монархине и сожаление; каждый дом проливал по лишении ее слезы, и те плакали неутешно, кои ее не видали никогда, толико была любима в народе своем».

А. Т. Болотов, находившийся в конце 1761 — начале 1762 года в Кенигсберге, узнал о кончине императрицы только в ночь на 2 января от встретившегося ему сторожа. «Я, — записал мемуарист, — остолбенел и более минуты не знал, что говорить и что делать. Все канцелярские наши находились в таком же смущении духа, все тужили и горевали о скончавшейся…

Родившись и проводив все дни под кротким правлением женским, все мы к оному так привыкли, что правление мужское было для нас очень дико и нове и, как сверх тот, все мы наслышались довольно об особливостях характера нового государя и некоторых неприятных чертах оного, и притом тайная связь его и дружба с королем прусским была нам отчасти ведома…» Все жили в ожидании перемен.

Как видим, не только вельмож, но и рядовых офицеров одолевал страх за свое будущее при вступлении на престол нового императора. Из этого можно сделать вывод: отношение к покойной сочетало опасения за свою судьбу и уважение к ней — при ее жизни ослабленная государственная машина и беззаботность императрицы к делам не давили на подданных с такой силой, как, например, при Петре I или при жестоком режиме бироновщины.

Впрочем, ответ на вопрос об отношении подданных к царствованию Елизаветы Петровны неоднозначен и зависит от того, с каких позиций его оценивать: если с общечеловеческих — есть основания согласиться с мнением Данилова, если с государственных — есть резон присоединиться к критикам ее двадцатилетнего царствования.

Елизавета Петровна обладала, как упоминалось выше, рядом общечеловеческих добродетелей. На мир она смотрела глазами, излучавшими приветливость и доброжелательность. В ее характере можно обнаружить множество привлекательных черт: доброту, милосердие, простоту в обращении, строгое соблюдение церковных обрядностей. Но перечисленные душевные качества спокойно уживались в ней с такими пороками, как лень, тщеславие, жестокость, зависть.