Елизавета Петровна

– Дурашка! – ласково сказал Каину Семён. – Как ты не понимаешь, что если бы я хотел тебе зла, то взял бы тебя в застенок и стал бы под пыткой допрашивать? А я с тобой с глазу на глаз разговариваю! Значит, я тебя не допрашиваю, а расспрашиваю; значит, мне это на что-нибудь нужно, а ты мне стольким обязан, что должен беспрекословно ответить на все мои вопросы!

– Да ничего я не знаю, Семён Никанорович, – попытался упорствовать Ванька.

– Не лги, Ванька, ни к чему! Пойми меня, ведь я о твоём предательстве давно узнал; я молчал потому, что хотел окончательно увериться. А нужно мне это было вот зачем. Я не верю в силу и долголетие Брауншвейгского дома. Всё это время, пока правительница распоряжалась государственными делами, я присматривался к ней и мало-помалу уверился, что не ей держать в руках кормило власти. И не умеет она, да и руки слабы, да и женщина она больно вздорная. И вот как раз, когда я в этом окончательно уверился, мне пришло в голову, что с тобой в последнее время творится что-то странное. Я придумал фокус с арестом царевны и Лестока, и ты в эту ловушку как кур в ощип влопался. Тогда я стал думать: не такой парень Ванька, чтобы зря перекинуться на другую сторону; если же он сделал это, значит, там дела идут хорошо, а у нас плохо. Так зачем же мне-то самому зря пропадать? Принца я не спасу, а себя погублю. Я устал, Ванька, вечно плясать на острие меча; мне надоело постоянно рисковать головой за других. У меня была тяжёлая жизнь в прошлом, я всем жертвовал, чтобы добиться спокойной старости. И вот теперь у меня имеется домик, есть и деньги. Я могу спокойно дожить свой век. Но ведь вступи сегодня на престол Елизавета Петровна – и я сразу всего лишусь; не простят мне прошлой службы! Сейчас в моих руках важная тайна. Если я удержу её при себе, то дело заговора надолго отсрочится; если же разоблачу её, но у вас там ничего не готово, тогда это может стоить мне головы. Я не ищу никаких выгод, не жду от нового царствования никаких милостей. Пусть только меня оставят доживать свой век. Вот я и хотел с тобой по душам переговорить. Ведь если бы не я, то плавал бы ты в Москве по мелкой воде, а то и голову на плахе сложил бы. За мою помощь я жду от тебя только одного: будь со мной откровенен. Смотри, я открою тебе все двери: никого поблизости нет, никто нас не может подслушать. Тебе бояться нечего.

Искренний тон Кривого произвёл своё действие на Ваньку Он понимал, что теперь действительно нечего бояться предательства. Ведь того, что уже знал Кривой, было совершенно достаточно для предания Ваньки следствию и пыткам. Кривой этого не сделал, он расспрашивал добром, – значит, он действительно не замышляет злого.

– Я сам многого не знаю, Семён Никанорович, – ответил Ванька подумав. – Меня близко к заговору не подпускают. Велят обо всём доносить, за малейшую услугу платят щедро, но ничего важного не раскрывают. Одно только я понял: дело не за горами. Недавно мне пришлось слышать, как царевна сказала Воронцову: «Момент ещё не настал, но он очень скоро настанет!»

– Она ошибается! – воскликнул Кривой. – Да, ошибается, и эта ошибка может ей дорого стоить! Момент именно настал, и если им теперь не воспользуются, то дело может затянуться и стать сомнительным…

Они поговорили ещё немного, и вскоре Кривой отпустил Ваньку, а сам отправился в помещение Тайной канцелярии проверять камеры арестованных.

Обойдя, чтобы не вызывать напрасных подозрений, всех арестованных и поговорив с каждым из них, Семён напоследок зашёл в камеру Ханыкова.

– А, главному палачу и застеночных дел мастеру почтение! – с незыблемым спокойствием приветствовал его капитан.

– Ваше высокоблагородие, – без всякого вступления начал Кривой в ответ, – выслушайте меня хорошенько! Сегодня в девять часов вечера вся стража заснёт, так как ей в пищу будет подсыпано сонное зелье. Разденьте кого-нибудь из сторожей, оденьте его в своё платье, стащите в камеру, а сами в его платье бегите к её высочеству и скажите…

– Что за чёрт! – вне себя от изумления крикнул Ханыков. – Нет, брат, шалишь! Меня в такую детскую ловушку не поймаешь!

– Не перебивайте, ваше высокоблагородие! – сурово остановил его Кривой. – Времени мало, и нам могут помешать! Скажите её высочеству, что момент действовать настал и что завтра может быть слишком поздно. Сегодня ночью Преображенский полк будет обманным образом частями выведен из города и разбит по полуротам, чтобы предупредить возможность с его стороны действовать сообща. Утром последуют аресты главных заговорщиков, причём не пощадят и царевны. Если сегодня ночью её высочество не арестует правительницу, тогда завтра будет уже поздно. Момент действовать настал! Сегодня ночью или никогда!

– Что за чудеса! – воскликнул Ханыков. – Да никак последние времена настали, если белое чёрным, а чёрное белым становится?

– Я всё время стоял на страже интересов царевны, – с лицемерной искренностью ответил Кривой. – Я ждал решительного момента, чтобы раньше времени не открыться…

– Так уж не из преданности ли ты Столбина замучил? – презрительно спросил капитан.