Елизавета Тюдор

Масла в огонь подливала и английская католическая эмиграция. За десять лет изгнанники оперились и основали несколько духовных семинарий, где иезуиты готовили священников из числа молодых английских католиков. Туда стремились тайно отправить своих сыновей многие семейства, которые внешне приняли реформированную англиканскую церковь, но на деле сохраняли верность старой религии. Юноши уезжали на континент под предлогом путешествия или получения образования в одном из университетов Франции или Германии, а оказывались семинаристами в Дуэ или в Риме. Их наставники отцы иезуиты считали, что во имя торжества католической религии допустимо совершить смертный грех — убийство, при этом их не останавливал даже сан Божьего помазанника, если таковой являлся врагом истинной религии. Идея тираноубийства вообще была idee fixe XVI столетия. Протестанты призывали избавляться таким простым, но действенным способом от католических монархов-тиранов, католики — наоборот. Как ни старалась Елизавета пройти по лезвию ножа и остаться доброй государыней для всех своих подданных, обстоятельства складывались таким образом, что ее имя все больше ассоциировалось с делом протестантизма. Не учиняя религиозных преследований и не отправив на костер ни одного еретика, она тем не менее сделалась для иезуитов и их питомцев «еретичкой и тираном». Что, если найдется решительный католик, желающий избавить Англию от протестантской государыни одним ударом кинжала? Возможные последствия казались дальновидным иезуитам весьма заманчивыми. Смерть английской королевы, этой «смоковницы бесплодной», у которой не было законного наследника, немедленно погрузила бы страну в безвластие и смятение. В этих условиях, по их мнению, католическая партия в Англии — магнаты Арунделы, Монтагю, Ленноксы и весь католический север с легкостью смогли бы возвести на престол ближайшую претендентку — Марию Стюарт, которая восстановила бы католичество. С Англией как очагом протестантизма было бы покончено, притом без особых расходов на крестовые походы, армии вторжения и флот. Законные права Марии на корону значили очень много в этой схеме. Они давали основания надеяться, что, как и в случае прихода к власти Марии Тюдор, легитимизм одержит верх над религиозными чувствами англичан и они не окажут сопротивления законной королеве. Отцы иезуиты не учитывали только одного: это было другое время и другая нация, а Мария Стюарт была иностранкой, к тому же запятнавшей себя убийством.

Итак, снова Мария Стюарт. В своем почетном заключении при далеко не строгом режиме, установленном для нее графом Шрусбери, она не только пользовалась отличительными знаками королевского достоинства, восседая под балдахином с государственным гербом, но и активно переписывалась с европейскими монархами, пытаясь интриговать и добиваясь своего возвращения на шотландский престол на почетных условиях. Занятым собственными проблемами католическим государям было не до нее: в Лувре ее рассматривали как ставленницу Гизов, к которым правящая династия Валуа относилась с большим подозрением, в Эскориале сочувствовали, но не настолько, чтобы протянуть руку помощи и нарушить хрупкое равновесие в отношениях с Англией.

Парадоксально, но Елизавета оставалась единственной, кто пытался еще восстановить Марию на троне, упорно настаивая на этом в переговорах с шотландскими протестантами. Тем же Мария была попросту не нужна: у лордов под крылом воспитывался ее сын Яков — будущий король Шотландии. Единственное условие, при котором они соглашались принять королеву обратно, было отречение от престола в его пользу. Обеим королевам такое требование казалось абсурдным.

В Йорке на англо-шотландских переговорах о судьбе Марии обе делегации, измученные твердостью Елизаветы, не желавшей покинуть кузину в беде (в этом они были склонны видеть скорее твердолобость), пришли к мысли, что панацеей может стать брак Марии с тем, чью кандидатуру одобрит английская королева. Это непременно должен был быть протестант, верный Елизавете и способный послужить гарантом незыблемости протестантизма в Англии и Шотландии. В недобрый час взгляд шотландцев остановился на кузене Елизаветы герцоге Норфолке. Он был одним из тех, кто расследовал дело об участии Марии в убийстве мужа, и совсем не обольщался в отношении той, чье преступление ужаснуло его. Впервые услышав о брачном предложении, герцог искренне ответил, что «предпочитает спать спокойно на своей подушке». Идея тем не менее захватила английскую делегацию. Они увидели в потенциальном браке Марии и Норфолка возможность разрешить не только шотландские, но и английские проблемы. Если бы ближайший родственник королевы, первый среди английских аристократов, единственный английский герцог, получил корону Шотландии, то эту чету можно было бы без опасений провозгласить наследниками английской державы в случае, если королева Елизавета умрет бездетной. Англичане оседлали любимого конька — необходимость упорядочить престолонаследие.