Елизавета. Золотой век Англии

Елизавета рассчитывала, что Хэттон добудет доказательства участия Картрайта и его друзей в том, что она величала «сектантскими молельнями», и сумеет подтвердить их причастность к преступному заговору, после чего пленники окажутся за решеткой или вовсе окончат свой век на виселице. Однако в попытке нанести пуританам быстрый и сокрушительный удар Хэттону суждено было потерпеть полный крах. Уитгифт в то время был очень занят, вдоль и поперек прочесывая графства Суррей и Кент совместно с другим ярым противником пуритан, лордом Кобэмом, в надежде обнаружить «Мартина Марпрелата», а потому одно только рассмотрение дела церковным судом растянулось более чем на год. В результате подсудимые предстали перед Звездной палатой только в понедельник 10 мая 1591 года. В зале в тот день присутствовали лишь тщательно отобранные судьи и члены Тайного совета. Руководил заседанием лично Хэттон.

Дата начала слушаний в Звездной палате была избрана Хэттоном с неким мрачным изяществом. Именно на той неделе Бёрли — один из давних тайных сторонников Картрайта, разделявший его взгляды на независимость парламента, — отправился в Теобалдс вместе с королевой, а потому не имел возможности выступать на заседаниях в роли судьи. Хэттон знал: в случае, если судья не является ни на одно заседание в первые десять дней после начала слушаний (чего Бёрли в то время, пока королева гостила у него, разумеется, сделать не мог), он теряет право присутствовать и на остальных заседаниях, посвященных рассмотрению того же дела[579].

Королевский прокурор сэр Джон Попхэм задал подсудимым вопрос о том, может ли Елизавета быть Верховной правительницей Церкви, как постановил парламент в 1559 году, приняв Акт о верховенстве, но адвокаты Картрайта мастерски ушли от ответа. После этого Картрайт и его товарищи в ответ на любой вопрос начали повторять как мантру, что они «не обязаны отвечать». Все, чего от них удалось добиться, — признание «высшего авторитета Ее Величества в соответствии с предписаниями Ее Величества и законами, коими сей аспект регулируется»[580], однако этой обтекаемой формулировкой подсудимые на деле сказали немногим больше, чем их знаменитый предшественник из противоположного религиозного лагеря — Томас Мор. В 1535 году Мор, представший перед судом Генриха VIII по обвинению в предательстве, заявил своим судьям, что, пусть Генрих и разорвал всякие отношения с папой и объявил монарха Верховным главой Церкви, решение вопроса о том, соответствовал ли каждый из предпринятых им шагов светским и церковным законам, оставалось за всем христианским миром[581].

Затем Картрайту задали вопрос о том, находится ли форма правления, установленная Актом о верховенстве, в соответствии со Словом Божиим, и совершаются ли все таинства должным образом. Он отказался отвечать. Наконец, его спросили про условия ритуалов и церемоний, изложенных в Книге общих молитв: таковы ли они, что «ни один человек не должен производить церковный раскол или разделение или же отделяться от Церкви». Картрайт, однако, тут же заметил ловушку и заявил, что никто и в самом деле не должен «производить церковный раскол или же отделяться от Церкви». При этом, однако, Картрайт не счел себя обязанным высказывать какие-либо соображения касательно того, является ли форма правления, принятая в елизаветинской Церкви, законной, а ее ритуалы и церемонии — верными. Свой отказ он объяснил тем, что это «вопрос мнений, а не фактов»[582].

Допросы и перекрестные допросы защитников и свидетелей заняли куда больше времени, чем рассчитывал Хэттон, а потому летом и ранней осенью 1591 года он лишь изредка имел возможность информировать Елизавету о ходе процесса. Рассмотрение дела о тяжких преступлениях пуританских лидеров против государства даже было сочтено достаточным основанием для того, чтобы продолжить специальные заседания Звездной палаты в летний период, на который обычно приходился перерыв в ее сессиях. В середине августа Хэттону удалось нанести краткосрочный визит в Каудрей, где королева находилась в тот момент, однако последовать за ней в Портсмут или Элветхем он уже не смог. Вместо этого он послал ей подарок — ювелирное украшение в форме волынки, которое она носила «на воротнике почти не снимая, поминая Вашу светлость под именем ее барашка»[583]. С прочими членами Тайного совета, путешествовавшими вместе с королевой, Хэттон поддерживал связь через письма, которые передавал с Робертом Сесилом[584].