Эльксарим. Дети-киборги

Её лицо было как маска, а голос – словно механический голос робота. Джейн закрыла рот рукой и прижала к себе дочь.

– Потерялся?!

– Его забрали. Как остальных… – уверенно произнесла миссис Дункан. – Он был моим маленьким мальчиком… Хорошо, если там, где он сейчас, он хотя бы останется жив… Как жаль, что мне довелось разделить с ним так мало времени!

Джейн обняла её. Она и представить не могла, каково ей сейчас, не знала, чем помочь её горю, как выразить сочувствие… Хотела было сказать, что мальчик ещё может вернуться домой – но промолчала. Ведь женщина не верила в такой исход.

– Послушай, – обратилась та к Джейн. – Береги свою девочку! Никуда не отпускай одну, води её за ручку, слышишь?!

Джейн закивала в ответ.

– А я больше не стану заводить детей… Это слишком больно.

Миссис Дункан снова обратила взгляд к океану и замолчала.

Толпа окружила фасад здания новой школы. Из её центра доносились чьи-то стенания, крики… Джейн подошла и протиснулась сквозь собравшихся.

– Ах!..

Вскрикнув, она прижала к себе маленькую Эви, чтобы та не смотрела на труп, распростёртый перед входом в школу. Сверкающий мрамор ступеней был запачкан спёкшейся кровью. Само тело только успели прикрыть от посторонних глаз брезентом. Полиция оцепляла место трагедии, не подпуская близко никого, кроме одной женщины, которая безутешно рыдала над трупом. Директор Кастанеда попытался подойти, чтобы выразить ей свои соболезнования, но женщина отпрянула от него, как от чумного.

– Это всё вы… – процедила она сквозь зубы. – С тех пор как Бенни начал ходить в вашу школу… он изменился! Всё время тренировки… Иногда он уходил даже ночью, возвращался весь измученный и сразу падал в постель. У него раньше были хобби, развлечения с друзьями – а потом вдруг всего этого не стало! Он даже свои любимые боевики перестал смотреть, говорил: «не хочу больше смотреть на убийства». На стене над своим столом написал: «контролировать силу». Я тогда ругалась за испорченную стену… А сегодня эта надпись оказалась зачирикана… на столе лежало письмо… Я сразу поняла, что он будет здесь, думала, может, ещё успею… Но было уже поздно!.. – она снова разрыдалась в голос. – Что вы делаете с детьми, директор?! Верните моего Бенни!

– Успокойтесь, – заговорил было Рихард, – вы не в себе…

– Ну конечно! Легко так говорить о матери, потерявшей сына! – кричала женщина. – Не в себе! А вы – в себе?! Перегружая детей тренировками и забивая им головы нездоровой философией. Мой младший сын будет учиться дома! Я ни за что не отдам его вам на растерзание!

Она повернулась к толпе:

– Слышите?! Этот учитель – маньяк! Он промывает мозги детям! Посмотрите, что он сделал с моим Беном!..

Она разрыдалась, и шериф увёл её в фургон.

– Не вините её, – обратился к директору один из полицейских. – Она сейчас отчаянно пытается найти виновного в гибели сына. Но если вам и впрямь предъявят обвинение – будьте готовы выступить в суде.

– Д-да… Хорошо, – хриплым голосом отозвался Кастанеда.

Вечером того же дня Рихард Кастанеда сидел один у себя в кабинете. В полумраке светила только тусклая настенная лампа и экран включённого компьютера. Шторы плотно задёрнуты, дверь – заперта на щеколду. В десятый раз директор просматривал одно и то же видео. Эта видеозапись была сделана камерой, которую он собственноручно снял из-под крыши башенки, венчающей здание школы, сразу после того, как обнаружил труп шестнадцатилетнего Бенджамина Беккера перед парадным входом.

Юноша стоял на бордюре башенки, слегка опустив голову. Так как запись велась чуть сверху, наблюдателю сперва не было видно его глаз за густой чёлкой. Но вот, он поднял голову и взглянул прямо в камеру.

– Я – Бенджамин Беккер, – произнёс он. – Мне 16 лет. Сегодня я понял, что не могу больше жить… У меня больше нет шансов… Если кто-нибудь из учеников Кастанеды смотрит это видео, знайте: Рихард Кастанеда – лжец. Он говорил, что мы можем жить, как нормальные люди. Что если тренироваться, можно научиться владеть своей силой. Постоянно твердил мне: учись соизмерять силу, тренируйся… Но я тренировался днём, я тренировался ночью – и всё равно не смог. Я НЕ МОГУ! – закричал вдруг он, и голос его исказился досадой. – Это мой предел! Я везде вижу этот предел… Везде… Это невыносимо, я не могу от этого отвлечься, я снова и снова вижу, что есть граница… Мир – гораздо шире, чем то, что я способен почувствовать. Мир – гораздо полнее, но эта полнота сокрыта… – он сжал зубы и закрыл рукой глаза, но потом тряхнул головой и снова направил взгляд в камеру. – Для меня всё кончено, туда уже нет дороги. Я чувствую, что останусь неполноценным навсегда. Рихард Кастанеда говорит, что с этим можно жить… Это – ложь! Если вы смотрите это – не верьте ему.

Вдруг юный Беккер оглянулся, будто чего-то или кого-то испугавшись, а потом всхлипнул, закрыл лицо руками, и из-под них вытекли ручейки слёз.

– О нет! Солнце встаёт! – изломанным голосом воскликнул мальчик. – Я не могу больше видеть восход! О, только не это опять… Мама, папа, Брон – простите!.. Прощайте…