Элла покинула здание!

Он выглядел немного измотанным и печальным, но старался не подавать виду. Чуть потертый костюм-тройка из плотной серой шерсти сидел на нем кривовато и явно был маловат в плечах, из-за чего мужчина то и дело неосознанно оттягивал лацкан то слева, то справа. Рубашка под костюмом не выглядела слишком свежей, но в целом занятому и явно одинокому человеку, не имевшему времени на уход за собой, подобное было простительно.

— Мы хотели лично расспросить вас об одном деле тридцатилетней давности, — вступил в разговор Белянский. — Речь идет об убийстве Димитрия Раскеля. Помните такого?

— Конечно, — кивнул Баржек и печально вздохнул. — В моей жизни это было первое и пока последнее подобное происшествие. Я на всю жизнь запомнил все, что тогда случилось.

— Также мы хотели бы поговорить с вами о Василе Раскеле, — предупредил мой шеф. — Вы с ним знакомы?

— Да, — согласился Болотонский. — Доводилось встречаться. Хотя этот молодой человек совершенно не похож на своего отца, скажу я вам. Совершенно! Я бы не поверил, если бы он не показал мне свои документы.

— Вот как? — удивился Белянский. — Что ж, если вы не против, давайте обо всем по порядку.

— Я слышал, что в столице что-то происходит, — пробормотал профессор. — Но…

Шеф глянул на меня, предупреждая взглядом, и спросил:

— Вы хорошо знали Димитрия Раскеля?

— Как и все мы, — с улыбкой ответил Варжек. — Не сказать, что мы с ним сдружились. Он был слишком себе на уме, чтобы с кем-то из нас близко сойтись. Но я и несколько других магов пересекались с ним в доме Тадеуша Каранского.

— Как бы вы его описали? — спросил старший следователь.

— Описал? — задумчиво переспросил профессор. — Ну… он был нервный, очень дерганый человек. Вечно всех подозревал. Мог внезапно наброситься с упреками, мог в один момент успокоиться. Но он, как бы вам сказать, он был увлеченным человеком. Мечтателем. Желал создать что-то по-настоящему великое. Много экспериментировал.

— Он был талантливым?

— Скорее нет, — покачал головой Болотонский, прихлебывая чай и жуя конфету за конфетой. — На самом деле среди тех, кто в одно со мной время наведывался к Каранскому, блистал талантом только Ракковский. Вот он был поистине великим! Гораздо талантливее Каранского.

— Правда? — удивилась я, но тут же смолкла под строгим взором начальника.

— Да, — кивнул Болотонский. — Был даже один случай, когда они рассорились. Кажется, Ракковский считал, что Каранский пытался увести у него из-под носа изобретение. Точнее, Ракковский тогда всех подозревал, но недолго.

— Значит, вы считаете, что Димитрий не мог ничего создать?

— Нет, однажды… — Профессор замялся. — Возможно. Вполне возможно. Я видел его выкладки лишь мельком. И не думаю, что там было что-то ценное. Он записывал. Он просто все записывал. Формулы, меню из ближайшей забегаловки, время встречи с кем-то из нас и даже фрагменты наших разговоров. А идеи… Идеями Раскель фонтанировал. Но был слишком непоседлив, чтобы остановиться и хотя бы обдумать несколько своих идей.

— Были ли еще ссоры из-за подозрений? — спросил Белянский.

— Димитрий довольно часто на всех напускался из-за своей тетради. Я помню, он и Угга и меня минимум два раза подозревал в краже. Даже утверждал, что кто-то выдрал из тетради листы.

— А как было на самом деле?

— Видите ли, он с женой жил в весьма сомнительном доме. Я не был на квартире Раскеля, но его вечный насморк и неопрятная одежда о многом говорили. А тетрадь… Та тетрадь напоминала Раскеля: пухлая, потрепанная, замусоленная, с торчащими во все стороны страницами. Я бы не удивился, если бы листы просто выпали из тетрадки.

— Когда обнаружили тело Димитрия, тетради при нем не было. Вы не думали, куда она могла подеваться? — задал вопрос старший следователь, следя за тем, как я записываю разговор.

— Он всегда держал ее при себе, — тронув пальцами подбородок, ответил Болотонский. — Не расставался. Не знаю, что могло с ней случиться.

Старший следователь кивнул и уточнил:

— Вы не думали о том, кто и за что убил Раскеля?

— Тогда я об этом не думал, признаюсь вам честно. Я был молодым магом без связей и средств. Я опасался, что могу стать козлом отпущения для сыщиков. Я бы не смог ничего сделать. В то время я жил один и у меня не было вменяемого объяснения, что я делал в тот день, когда Димитрия убили. Хотя знаете, я будто заранее знал, что это случится.

— Почему?

— Предчувствие! — пожал плечами профессор. — Я даже ходил к Каранскому, хотел за беседой развеять скуку. Сейчас, кажется, он живет в другом месте, а тогда у него была квартира. Милое место. Очень уютное. Неудивительно, что профессор не любил выходить из дома, я бы сам целыми днями сидел у камина в такой квартире. И только мы к нему бегали. В те дни в прихожей вечно стояли лужи от наших зонтов, плащей и ботинок. Там было настолько сыро, что даже плащ профессора выглядел мокрым, — усмехнулся Болотонский.

— Так вы не думали, кто мог убить Раскеля? — повторил прежний вопрос рейян Белянский.