Эллада

План бегства обдумывал несколько дней. Прикидывал и так, и эдак, ничего путного, так чтоб наверняка, на ум не приходило. Бежать решил в одиночку, боялся нарваться на доносчика. Неразрешимую проблему составляла одежда, еда и клеймо, полученное после неудачного побега. Сколько ни думал, так ничего и не измыслил. По тем обноскам, которые едва держатся на теле, прикрывая наготу, первый прохожий за стадий признает в нём беглого раба. Придётся прятаться, пока не раздобудет одежду. Клеймо прикроет волосами, затем как-нибудь заполучит шляпу. Запастись едой тоже не удастся, рабов кормили исключительно болтушкой. Всё это не главное — второстепенное. Главное — вырваться с рудника. Бежать Анаксимандр решил во время Великих элевсинских мистерий. Многие афиняне отправятся в Элевсин на таинства, те, что останутся дома, займутся празднованием, жертвоприношениями. Дороги обезлюдеют, в полях работы затихнут, жатва давно закончилась, посевы не начались. И хотя праздники не для рабов, работы на руднике не остановятся, внимание у охранников и надсмотрщиков ослабнет, им тоже захочется выпить чашу вина, а не возиться с рабами.

Риск лишиться жизни, а не обрести свободу, был достаточно велик. Шанс на удачу был довольно хлипким. Но при всех «если», стерегущих удачу, имел немаловажное преимущество перед другими способами, и Анаксимандр решился. Только бы хватило сил и мужества вытерпеть предстоящие муки.

Всякий раз, подтаскивая корзину на шахтный дворик, валился без сил, демонстрируя предельную степень измождения. При этом посматривал вверх, определяя время. Солнца не видел, мог лишь предполагать о его местонахождении на небосклоне. Когда день, по его мнению, клонился к вечеру, пятно света, лежавшее на почве шахтного дворика, переместилось на стенку выработки и полезло вверх, приступил к исполнению задуманного плана. Укладывая породу в корзину, выбрал небольшой клинообразный осколок. Сунул камень в рот, и, жмурясь от боли, расцарапал верхнее нёбо. На пути к шахтному стволу дышал носом, стиснув зубы, сберегая кровь, наполнявшую рот. Достигнув шахтного дворика, рухнул рядом с корзиной. Надсмотрщик, следивший за каждым движением, тут же пнул ногой. Анаксимандр в ответ замычал. Надсмотрщик уже со злобой пинал его, не переставая браниться, ухватил за волосы, потянул голову вверх. Анаксимандр встал на четвереньки, ноги и руки дрожали, для этого не приходилось особо лицедействовать. Из раскрывшегося рта на почву пролилась кровь. Надсмотрщик на мгновение замер, ударил ногой в живот. Содрогнувшись, Анаксимандр упал лицом в лужицу собственной крови и лежал, не реагируя более на побои.

Его вытащили на верёвках на поверхность, и тут он позавидовал прикованному Прометею. Во время подъёма гонял кровь по рту, стараясь вспенить её, и когда бросили на землю, продемонстрировал кровавые пузыри, но вид крови не остановил истязателей. Истрихида переходила из рук в руки жестокосердных мучителей, срывала кожу со спины, ягодиц, ног. Анаксимандру казалось, что острые косточки, вплетённые в воловьи жилы, растерзали плоть и скребут по костям. Ногами ему разбили лицо, и уже не было надобности имитировать горловое кровотечение, кровь хлестала из носа, рассечённых губ.

Анаксимандр потерял сознание и не заметил, как избиение прекратилось. Очнулся от потока холодной воды, окатившей голову, грудь. Над ним стоял управляющий. Стараясь не встретиться с ним взглядом, Анаксимандр закрыл глаза. Управляющий прорычал: «Будешь работать, собака?» — и ударил ногой. Битьё возобновилось, но продолжалось недолго.

Наступал важный момент. Ни на окрики, ни на удары Анаксиманндр не реагировал. Кто-то из надсмотрщиков проворчал: «Не будет с него толку, у меня уже рука устала. Мало у нас рабов, что ли?» Управляющий перевернул ногой бесчувственное тело, для верности ударил пяткой по рёбрам. Анаксимандр не видел, кто его переворачивает, глаз не открывал, догадался по голосу. Управляющий бросил долгожданное: «Выкиньте!» Два человека ухватили за ноги и, словно падаль, поволокли через двор к обрыву.

Разбитый затылок колотился о камни, голову рвала боль. Осколки породы, каменное крошево терзали развёрстые раны, превратили рудничный двор в раскалённую циклопью сковороду. Призывая на помощь все силы небесные, Анаксимандр сдерживал стоны и судороги, могущие выдать его. Последние оргии[32] до обрыва крепился изо всех сил, крик боли рвался наружу.

Наконец муки закончились, истязатели развернули тело и оставили в покое, очевидно, смотрели вниз, в ров. Один из надсмотрщиков пробурчал: «Ну, давай бросать! Кого любоваться на эту падаль?» Анаксимандра подняли, раскачали, и он полетел навстречу свободе. Бросок надзиратели из усердия совершили хороший. Не ударившись ни разу о склон, упал на трупы.

Наступила прохлада, землю окутали густые сумерки. Изуверский бич изорвал тряпьё, прикрывавшее тело, он был совершенно наг. Анаксимандр сел, огляделся. Луна ещё не взошла, на чёрном небосводе ярко сияли звёзды, неверным светом освещая оскалы мертвяков, склоны рва, смутно прорисовывались горы.