Короче говоря, всем понятно, что это просто нечто было? Вот хорошо. Потому что я пока что не осознаю.
Лежу между ними, в их квартире, на их огромной кровати-траходроме, и слушаю их равномерное дыхание, вспоминаю детали этой ночи, что отпечаталась навеки в памяти, и от одного этого кроет.
Опять кроет!
Мама моя, да я – нимфоманка!
Учитывая, что они со мной вытворяли, учитывая, насколько мне сейчас некомфортно внизу все, интересно, я хоть помыться-то смогу без неприятных ощущений?
Так вот, учитывая все это, а еще жар и стыд даже от воспоминаний…
Я все равно их хочу.
Обоих.
Дико.
До боли.
До стона, который еле сдерживаю.
И вот что это, если не сладкая жизнь?
Когда все, что с ними связано, сладко?
Когда думаешь, лишь только думаешь про это – и уже сладко?
И потому, знаете, плевать мне на всех и на все.
И на мою репутацию, окончательно похеренную, потому что, после того, как я вчера с ними выходила из випки, в полностью разодранной футболке, кое-как спущенной на бедра юбке, укрытая только курткой мотоциклетной, босая и без трусов ( хотя, этого, Слава Богу, не видно было), ни о какой вообще репутации речи быть не может.
И на мой образ правильной девочки-тихушницы. Ну не сложилось, Эль, не сложилось… Не твое это, чего мучиться? Тоже мне, тихушница… С татухами на руках. И с двумя любовниками.
И на мое будущее, которое я распланировала и радовалась. Непонятно, чему.
Потому что тупое оно – такое будущее. Скучное, пресное будущее никому не нужной, никому не интересной овцы, которой даже и вспомнить-то нечего…
Мне точно будет, что вспомнить. Даже если в итоге старой девой останусь, и жизнь меня с моими зверятами разведет.
Я потягиваюсь, смотрю на часы. Шесть утра.
Во сколько там говорил Сергей Юрьевич явиться в мастерскую?
В восемь?
Время есть.
И вот, кстати, сильно я сомневаюсь, что он за мной будет следить, учитывая обрывочные фразы Зверят, когда они сажали меня на байк и напяливали шлем, о том, что Боец за сестрой приехал.
Если там все сложилось, как надо, правильно, то Боец будет сильно занят в ближайшие сутки. Очень сильно занят. Я надеюсь, Татка все сделала правильно.
Очень надеюсь, что она получила свое, и у нее тоже сладкая жизнь настала.
Потому что нам, страдалицам, этого сильно не хватает.
Я легонько поворачиваюсь на бок, прямо под тяжеленной Димкиной лапой, нечаянно прижимаясь к нему задом. И лапа тут же приходит в движение, спускается ниже и притискивает меня к паху. А там уже все очень даже не спит. Бодренько все.
Я не рискую поворачиваться, потому что есть у меня ощущение, что сам владелец шаловливой руки и не менее шаловливого достоинства еще не проснулся. И это рефлекс такой. Безусловный.
А потому замираю испуганным мышонком. Не шевелюсь. Таращу глаза на его брата, тоже развернувшегося ко мне и счастливо уткнувшегося в волосы.
А потом происходит одновременное.
Рука с бедер сползает и приподнимает мою ногу, скользит к промежности, нагло проникает, а Ромка прямо в ту же секунду раскрывает глаза и наваливается на меня с поцелуем.
И я не успеваю даже пискнуть.
Чувствую, как медленно и болезненно входит член, Димка удовлетворенно выдыхает и начинает двигаться, размеренно и тягуче. И точно так же, размеренно и тягуче, движется язык его брата в моем рту. Это двойное проникновение моментально заставляет мозг отключиться, оставляя только рефлексы. Тоже безусловные.
Обнимать, трогать, выгибаться, подаваться бедрами назад, отвечать на глубокий пьяный поцелуй.
Проворные пальцы Ромы находят мою ладошку, кладут на член, заставляют сжать и водят, сами водят вверх и вниз. Все быстрее и быстрее. В такт движениям члена Димы во мне, в такт ритму поцелуя. И, когда меня выгибает от удовольствия, такого же томного, жаркого, как и наш секс, мои любовники догоняют с разницей в пару секунд. Дима успевает выйти, Рома запрокидывает голову назад, кадык на мощной шее невероятно возбуждающе двигается.
А потом меня опять прижимают. Зажимают с двух сторон. Целуют. Что-то бормочут сонными сладкими голосами.
И я успокаиваюсь. И еще раз убеждаюсь, что у всех понятие сладкой жизни разное. У меня – такое.
Мы проваливаемся в сон, обнявшись втроем. Спаявшись в одно целое.
И просыпаемся, только когда слышим щелкание замка и звук открывающейся и захлопывающейся двери.
31. Отцы и дети.
Первым вскакивает Ромка, прямо голым прется в коридор и оттуда уже орет:
- Димас!
Я открываю один глаз, гадая, что это такое происходит. Пиццу, что ли, привезли?
Потом слышу мужской густой бас, резкие реплики Ромки, Дима встает, заботливо накидывает мне на грудь простынку и тоже топает в коридор к брату.
Я зеваю, не особо беспокоясь о гостях, в полной уверенности, что Зверята сами со всем разберутся, сажусь, приваливаясь к спинке кровати и морщась от неприятных ощущений в промежности. Вот… Звери, а!
Ну можно же было как-то поаккуратнее… Последний, утренний секс, кажется, окончательно добил мой бедный организм.
И это я еще в зеркало не смотрелась!
Прямо чувствую, что там могут быть сюрпризы! Особенно в районе груди. Очень они вчера старались…
Тянусь к бутылке с водой. Заодно прихватываю и сигареты.