Эллинистическая цивилизация

Таким образом, старое греческое представление о Победе, имеющее религиозное значение, изначально отмечало эллинистическую монархию и отодвигало на второй план понятие о наследственном царствовании. Возрождалось благоговение, которое в свое время внушали знаменитые древние тираны Кипсел, Периандр, Поликрат, сам Писистрат, которых узаконили их победы. А позже тираны Сицилии: Гелон, Гиерон, Терон, — которых, соревнуясь друг с другом, прославляли поэты, а еще позже Дионисий, которого превозносил народ Афин. Пока они обладали властью, ни против кого из них общественное мнение практически не выступало, за ислючением нескольких непримиримых изгнанников: это уже последующие поколения обрисовывали их в неприглядном виде, заостряя внимание лишь на осуждениях и проклятиях, которыми их награждали их последователи. Зато в эллинистическую эпоху по причинам, которые излагались выше, процесс монархизации после полувекового периода потрясений занял прочные позиции. Царь-победитель, долгое время находясь у власти, возвращал или создавал в пользу своего рода понятие династии; тем не менее, чтобы не потерять личную харизму, всегда имевшую первостепенное значение, государь старался укрепить ее дополнительными обоснованиями, заимствованными из мифов и истории — что для греков было одно и то же. Пирр без труда нашел их гам — ибо Эакиды, к роду которых он принадлежал, возводили свое происхождение напрямую к Неоптолему, сыну Ахиллеса и победителю Трои. Лагиды в свою очередь считали себя потомками Геракла на основании генеалогических ухищрений, делавших родоначальника династии, Птолемея Согера, внебрачным сыном Филиппа II Македонского, а следовательно, незаконнорожденным братом Александра. Поэтому в надписи в Ксанфе, относящейся к посольству дорийцев из Китиниона, о котором мы упоминали в предыдущей главе, Птолемей IV называется «дорийцем по происхождению по линии Аргеадских царей, потомков Геракла». Этот же самый документ, записанный в декрете этолийцев, говорит о «царях, потомках Геракла — Птолемее и Антиохе», указывая тем самым, что селевкидский царь Антиох III, как и Лагид, считал себя или позволял предположить, что он принадлежит к той же героической ветви. Другая традиция, более древняя (281), возводила происхождение Селевкидов прямо к Аполлону: мать Селевка, основателя династии, была супругой военачальника Филиппа И по имени Антиох: «…она увидела во сне, — сообщает Юстин (XV, 4), — Аполлона, который приблизился к ней и разделил с ней ложе, а позже, когда она познала его, в знак благодарности подарил ей кольцо с драгоценным камнем, на котором был вырезан якорь, прося передать его сыну, которого она родит. Самое удивительное в этом сне было то, что на следующий день она нашла в своей постели кольцо с точно таким же выгравированным изображением и что Селевк от рождения имел на бедре пятно в виде якоря. Поэтому, когда Селевк отправился с Александром сражаться против персов, Лаодика передала ему кольцо, открыв ему тайну его происхождения… У всех его потомков появлялось доказательство их происхождения, у всех них, от отца к сыну, был на бедре якорь, как подлинная печать их рода». Вот почему на монетах Селевкидов иногда изображается якорь как дополнительный символ.

Отсутствие прямого родства компенсировалось матримониальными союзами: так, например, Кассандр, сын Антипатра, породнился с Аргеадами, женившись на дочери Филиппа Фессалонике. Еще Пердикка, наущаемый Олимпиадой, вдовой Филиппа, взял в жены сестру Александра Клеопатру. Очевидно, что это были политические комбинации, нацеленные на то, чтобы укрепить в глазах македонцев, и только их, свое приво на верховную власть, войдя в царский род. Но значение крови было особенно важно в самом щекотливом при монархическом режиме вопросе — о наследовании. В соответствии с древним обычаем македонцев и греков наследство передавалось по мужской линии по праву первородства. Тем не менее младшие дети, как старшие, претендовали на царскую власть, поскольку были той же крови. Поэтому эллинистическая история изобилует ожесточенными братоубийственными войнами, которые обычно заканчивались только со смертью одного из их участников. Мы упоминали столько примеров такой борьбы, что здесь нет необходимости возвращаться к ним. Приведем лишь слова Плутарха (Жизнеописание Деметрия, 3), полные горькой иронии: хваля Антигонидов, избежавших семейных убийств, за одним-единственным исключением, связанным с Филиппом V, который был вынужден казнить одного из своих сыновей, — историк добавляет: «Зато в традициях почти всех других царских родов было убийство сыновей, а также матерей и жен; что касается братоубийства, то точно так же, как геометры допускают аксиомы, так и его можно считать аксиомой, которую цари применяли, чтобы обезопасить себя».