Элохим

Царь остался наедине с Соломпсио. Она забилась в угол, как тогда в его сне, съежившись в комочек. Царь тяжелым шагом подошел к ней. Встал над ней. Сам не знал, что делать, что сказать. Внутри все кипело. Не отдавая отчета своим действиям, он вцепился в волосы дочери. Соломпсио крикнула. Он поднял ее и швырнул к столу. Она ударилась о край стола и распростерлась на столешнице. *** * **** ******** ******** **** ** ********* ******. Он тут же налетел на дочь. Она выпрямилась, попыталась убежать от него, но получила удар в затылок. Она упала обратно на стол. Он еще раз сильно ударил ее по голове. От удара о стол у нее разбились губы, из носа хлынула кровь.

Он схватил ее ***** ****** за талию, ****** ****** ********* ****** **** *** * ** ********* **** *******. Она пришла в себя, крикнула в ужасе.

– Нет, абба, умоляю, нет!

– Заткнись, сучара!

Соломпсио попыталась еще раз выпрямиться. От этого ****** ********* *** крепче, ****** **********. Он прижал ее к себе, схватив обеими руками за ***** и затем ***** прижал ** ******* * *****. От боли она закричала. И он стал колотить ** о край стола. Колотил долго, мучительно, с каким-то остервенением. От злости хотел словно ********* *** ** *****. Соломпсио стонала в полу-сознании.

Вдруг, ** ******* ******, он снял ее со стола, ****** ****** * ******* * так сильно прижал к себе, что хрустнули ее кости. От боли она потеряла сознание. Дикое наслаждение у него смешалось с отвращением. Он тяжело застонал, потом завыл как раненый зверь. Никогда прежде он так долго не ******. Наконец ****** ********* и он тут же отпустил ее. Соломпсио упала на пол. Он презрительно взглянул на нее. Все ее лицо было в крови. Разбитые губы вспухли. Нос был изуродован.

– Теперь довольна, сука! – всхлипывая, проронил Ирод. – Получила свою красоту!

Он вытер рукавом слезы, перешагнул через нее и направился к двери.

Ферорас все еще был в Тронном зале, когда брат вышел из Овальной комнаты. На лице у царя было брезгливое отвращение.

– Нумибийца уже бросили собакам, – доложил Ферорас.

– Вели отрубить голову Черному Евнуху. Нельзя оставлять ни одного свидетеля в живых. Тех стражников, которые уволокли черную мразь, брось львам. Евнуха этой сучары тоже. Никто не должен знать о том, что здесь случилось. Понял!?

– Понял, Моро. Что делать с Сосо?

– Убей суку!

– Моро!?

– Что!? Жалко!? Бери тогда себе в жены!

Ферорас отвернулся.

– Не хочешь! Убери тогда ее с моих глаз. Отправь куда-нибудь! Не могу ни видеть, ни слышать ее!

– Может быть, отправить ее в Идумею. К Фаса-Элу в жены.

– Отправь!

72

– Пгхизгхак бгходит по Иудее! Пгхизгхак восстания! Мы, евгхеи, можем гхасходиться во мнениях, в толковании Тогхы и Закона, в чем угодно, но мы едины в нашей вегхе Богу и ненависти к Игходу. Сила евгхеев в их единстве! Поэтому из глубины моей души неудегхжимо вопиет нагхужу только одно, – и на этом месте рабби Шаммай закрыл глаза, простер одну руку высоко вперед и воззвал: – Евгхеи всех земель, соединяйтесь!

Так завершил свою пламенную речь рабби Шаммай и сел. Хлесткие слова злого гения прозвучали как гром среди ясного неба и произвели зажигательное воздействие на поклонников его ораторского искусства. Некоторые из них даже не удержались и, вскочив со своих мест, бурно зааплодировали. Из-под густых черных бровей злые глаза рабби Шаммая метали громы и молнии во все стороны. Его лицо сморщилось, маленькое тело съежилось, словно куда-то исчезло и создалось впечатление, что он состоит из одной огромной головы с выпуклым лбом, выступающим между густой черной шевелюрой и большой бородой с проседью.

– Элохим, ты наша единственная надежда! – сказал Эл-Иезер бен Гирканий, горячий сторонник рабби Шаммая. – Ты не можешь сказать «нет». Кому еще, как не тебе, сыну Давидову, – законному наследнику иудейского престола, – возглавить свой народ! Стадо ждет своего пастыря!

– Верно! – подхватил Йешуа бен Фабий, другой шаммаит. – Элохим должен вести свой народ против идумейского узурпатора.

– Ты зря отказываешься, Элохим, – сказал Маттафий бен Теофилий. – Ты мог бы, если бы был у нас другой наследник иудейского трона из дома Давида. Или же на худой конец из дома Саула. Уверен, то же самое сказал бы покойный рабби Иссаххар!

– Вряд ли, – спокойно возразил Элохим.

– А почему «вряд ли!», – спросил с недовольным видом Эл-Иезер бен Гирканий.

– Рабби был уверен, что лучшего царя, чем Ирод, в настоящее время нам и не желать.

Никто из присутствующих не ожидал подобного ответа от Элохима. От удивления у многих отвисла челюсть. Наступила неловкая тишина. И вдруг разом заговорили все, за исключением самого Элохима, рабби Гилл-Эла и рабби Шаммая. Было невозможно разобраться в чем-либо. Каждый обращался ко всем и никому конкретно. Пошла одна бестолковщина.

– Тихо, тихо! – повысил свой голос рабби Шаммай. – Так мы ничего не поймем. Говогхите по-одному.

– А чего тут говорить? – посетовал разочарованно Маттафий бен Теофилий. – Все нам ясно. Надо же! Сам Сын Давидов считает идумея лучшим царем иудеев. Убийцу рабби Иссаххара и сотен других лучших сынов нашего народа.