– Ну а теперь сам можешь ответить на вопрос: за кого же Иаков выдавал своих дочек? Если иметь в виду, что жители той земли, Хананеи и Ферезеи были необрезанными, а все обрезанные евеяне были успешно перерезаны.
Элохим задумался, но не ответил.
– Почему молчишь? Скажи, за кого же?
– По всей видимости, за своих сыновей, то есть за их братьев, – ответил наконец Элохим.
– Верно! Дина и все остальные дочки Иакова были выданы за своих братьев. В этом кровосмешении дочерей и сыновей Иакова и родился иудейский народ. Ради этого великого события Рувиму, первенцу Иакова, сошел с рук его кровосмесительный грех, когда он вошел к Валле, наложнице отца своего и матери братьев своих, и переспал с ней, чем всего лишь огорчил Иакова, но не более того. И по сей день закон кровосмешения –
– Почему тогда кровосмешение считается преступным и греховным?
– Оно и преступно, и греховно. Евреи, как никто в мире любят своих детей и понимают, что нельзя допускать насилия над ними. Если не запретить кровосмешения, то от насилия пострадали бы многие беззащитные девочки-малолетки, находясь во власти таких мразей, как твой иерусалимский сосед. И потом, не забудь, что в мути необузданного кровосмешения рождаются в основном всякие мрази-мамзеры, ублюдки, уроды и недоделанные дети. Так народу недалеко и до полного вырождения. Это с одной стороны. А с другой, кровосмешение греховно пред Богом. Ибо кровосмешение – другой исключительный удел Бога. Оно божественно. Мы ангелы – bene Elochim – все рождены в кровосмешении. Лилит, Ангел Ночи, мне одновременно и жена, и сестра.
– То, что дозволено вам, не дозволено нам, людям! Не так ли?
– Так. Но Бог все же допускает кровосмешение в двух крайне исключительных случаях.
– В каких?
– Ну, тебе уже известен один из них. Рождение народа. Кровосмешение – начало начал. Начало народа. Начало новой жизни. Оно врывается в жизнь как ураган. Сметает все на своем пути и открывает простор для новой жизни.
– А другой?
Сама-Эл ответил не сразу. Он отвел от Элохима взгляд и шагнул к выходу из шатра. В то же мгновенье Элохим почувствовал прилив сил в руках. Во сне ему даже показалось, что он проснулся.
– Другой случай – это рождение Мессии, – наконец сказал Сама-Эл.
– Мессии!? – горько усмехнулся Элохим. – Нет Мессии! Мессия – обман. Наивная мечта обездоленных людей. Надежда на лучшее будущее.
– Мессия – Сын Давидов. Сын Эл Элйона. Сын Элохима. Мессия – это твой сын.
– У меня нет сына. У меня родилась дочь!
– И сын твоей дочери, дочери Давидовой и Аароновой.
– Нет! – в ужасе закричал Элохим и попытался вскочить на ноги. Но сумел шевельнуть лишь головой. Тело не откликнулось. Краем глаза Сама-Эл следил за ним.
– Понимаю тебя, Элохим. Гадко ощущать себя Иродом. Но успокойся. Ты не Ирод.
– Соломпсио?! – тяжко вздохнул Элохим.
– Да, Соломпсио! Она была необыкновенна, заслуживала, как никто в мире, миг вечной любви. Но ей не повезло, взамен она испытала только насилие и боль.
Красивая улыбка на лице Сама-Эла стала грустной. Одна слезинка покатилась по щеке и застыла у края губ, оставив на щеке глубокий, как шрам, след.
– Так ее жаль, что даже прошибло слезу, – сказал виновато Сама-Эл. – Так вот. Бог допускает кровосмешение, если оно оправдано своей значительностью и, если его последствия ясно осознаны теми, кто вовлечен в него.
– Очевидно, за кровосмешение приходится дорого расплачиваться, – сказал Элохим.
– Ты догадлив, Элохим. Очень дорого. И особенно за кровосмешение с дочкой. Тут надо платить по самой высшей цене, как говорила Соломпсио.
– Жизнью!?
– Верно. Дешевле не получится испытать миг вечной любви.
– Но почему Мессия должен родиться в кровосмешении?
– Потому что Он может быть зачат только в вечной любви. Ибо Мессия и есть Вечная Любовь, прорвавшаяся в жизнь смертных людей. Но с другой стороны, мыслимо ли, чтобы Мессия родился так, как рождаются простые смертные, от смертного отца и смертной матери?
– Иного рождения я не знаю.