Элохим

– Неплохо. Рахиль и девочки в Вифлееме со средним сыном Ра-Элом. А старший Эл-Иав и младший Наассон со мной здесь. Вот они там внизу у опушки леса греются около костра.

– Сколько же Наассону?

– Десятый пошел.

– Десятый, а уже пастушничает. Не рано ли? Мы с тобой начинали позже.

– Ничего. Пусть приучается, это ему только на пользу.

– Никогда не забуду свой первый день со стадом, – сказал Элохим. – Помню, как твой отец подозвал меня к себе и сказал: «Ну иди, погуляй!»

– А сам сидел, наверно, как всегда на холме, – сказал Эл-Иафаф.

– Точно. Как и ты теперь. Я тогда обрадовался. Гулял целый день. Не подозревал, что он следит не только за стадом, но и за мной. Пастушество показалось мне тогда легким и беззаботным занятием. Овцы жуют себе траву, а пастух гуляет себе по пастбищу.

– Да, так думают многие, кто близко не столкнулся с пастушеской жизнью.

– А перед сумерками он снова подозвал меня к себе и сказал: «Ну погулял, и хватит. Теперь за дело!». Пастухи подняли стадо перегонять на ночлег. Он меня поставил в хвосте стада, и сам пошел рядом. Другие пастухи ушли вперед. Пока мы шли, стадо постоянно рассыпалось в хвосте. И он гонял меня то налево, то направо за выпавшими из стада овцами. До того мне никогда не приходилось бегать столько. Выбился из сил. Еле-еле дотянул до ночлега. И возненавидел Эл-Ифалефа всем своим существом.

– Могу представить, – рассмеялся Эл-Иафаф. – То же самое произошло и со мной в первый раз.

– Потом все пастухи собрались у костра. И он спрашивает меня: «Ну что, запыхался?». Отвечаю: «Нет». А он: «А чего овцы-то метались у тебя все время». Вижу, пастухи хитро смеются. Отвечаю: «Не знаю. Может, чем-то не понравился им». Пастухи громко рассмеялись. А он: «Может быть. А еще почему?». Говорю: «Не знаю». А он: «А ты подумай перед сном!». Утром он пошел впереди стада. Я опять шел в хвосте. Но, к моему удивлению, ни одна овца не вышла из стада. Тогда я понял, что причина была не во мне, а в нем.

– Ничего удивительного, – сказал Эл-Иафаф. – Была нарушена связь между пастухом и вожаком стада. Вожак знал, что пастух где-то там, но не мог его видеть. Был встревожен. И его тревога передалась волной хвосту стада.

– Это я понял позже.

На какое-то время двоюродные братья замолчали, и каждый из них ушел в свои воспоминания об Эл-Ифалефе.

Элохим вспомнил, как Эл-Ифалеф шаг за шагом посвящал его в пастушеское искусство. «Главное и самое трудное для пастуха, – говорил он, – найти взаимопонимание с вожаком. Стадо твое, если ты нашел его. Если нет, стадо – вожака». «Что же надо сделать, – спросил тогда Элохим, – чтобы достичь взаимопонимания с вожаком?». «Тут нет раз и навсегда установленных правил, – ответил Эл-Ифалеф. – Все зависит от норова вожака и твоих способностей понимать бессловесное животное. Но могу сказать, чего нельзя делать. Во-первых, нельзя наказывать вожака при овцах. Вожак этого никогда не простит. Его можно и нужно наказывать, но только наедине. Дать ему знать, кто есть кто. Вожак умный. Понимает обычно с одного раза. Во-вторых, нельзя др*ть овечек. Это тоже ему не понравится. Овечки принадлежат вожаку. А он очень ревнивый. Идумейские пастухи этого не понимают и тр*хают своих овец. Они и своих жен больше е*ут в ж*пу. Думают, раз жена откладывает жир в заднице, то и овцы от того будут жиреть. Но ничего подобного! У них овцы дохлее наших. Конечно, пастуху приходится долго терпеть без женской ласки. Но что поделаешь? Такова пастушечья доля. И уж если тебе невмоготу, то лучше отойди в лес и др*чи себя там, в укромном месте. Но не трожь овец! Овцы не твои. Понял!?» «Понял», – ответил Элохим, почувствовав себя без вины виноватым.

«Никогда не иди впереди стада, – наставлял Эл-Ифалеф. – Впереди идет вожак. А иди сбоку стада, но так, чтобы вожак мог видеть тебя. И если ты добился того, что он тебя понимает с одного взгляда, брошенного краем глаза, тогда можешь назвать себя пастухом. Но не раньше».

Эл-Ифалеф был строгим пастухом и толковым наставником. Но относился к Элохиму по-родственному заботливо, как к собственному сыну. Не делал различия между ним и Эл-Иафафом, который был старше на три года.

Вскоре у Элохима исчезла первоначальная ненависть к Эл-Ифалефу, и он проникся к нему доверием и уважением. За пять лет совместной пастушеской жизни Эл-Ифалеф стал ему близок и дорог, как отец, а Эл-Иафаф – как старший брат. Им он мог открыть душу, поделиться волнующими его вопросами, которые обычно неловко обсуждать с собственным отцом или братом.

За эти годы Элохим овладел пастушеским искусством. Однако с женитьбой на Анне пришел конец его пастушеству. Он переехал в Иерусалим. Но от этого не пострадала его дружба с Эл-Ифалефом и Эл-Иафафом. Наоборот, с годами она крепла, несмотря на редкие встречи.

Умер Эл-Ифалеф, и Эл-Иафаф занял его место, став главным пастухом у отца Элохима. Вскоре умер и отец Элохима. Элохим также занял место своего отца. На его похоронах Элохим сказал Эл-Иафафу:

– Пока отец был жив, я мало думал о смерти. Мне казалось, что она где-то далеко впереди. Но теперь я впервые ощутил ее дыхание за спиной.